Пастушка

Проснулась от того, что вошедший незнакомец сильно дернул меня за волосы, на которых лежала открытая книга. В полутёмной комнате никого не было. Сон. И длинные волосы, и книга, и незнакомец - лишь сон. Всё, кроме головной боли.

И всё же, что было написано на страницах развернутой книги? Если узнаю, о чем речь, то голова перестанет болеть. Всегда договариваюсь со своим телом, ставя какие-либо условия.

В окно заглядывал полный Лучано и над крышей поднимался ущербный Трейси. Назвала так спутники планеты в память о давно умерших земных певцах, которые сладким пением скрашивали мои самые печальные дни.

Новая планета мне досталась по жребию. Таких чудесных планет земного типа хватит пальцев двух рук, чтобы пересчитать. Не надеялась на столь великую удачу. Но лишь много позже, когда переселилась на свою новую родину, стало ясно, что ни моя сомнительная удача, ни моё желание ничего не значили. Планета сама выбрала меня, и жребий выразил её волю.


В первую же ночь сон подсказал мне название планеты. Ей не нравилось, что вместо имени земляне обозначали планеты номерами, и, покопавшись в моей голове, она выбрала себе имя героини пьесы Островского. Так на космической карте появилась Лариса. О, Лариса обожала перебирать в моей голове прочитанные мной книги. Особенно ей нравился Данте. Она даже задавала мне вопросы, что такое рай, ад и чистилище. Ей доставляло беспокойство понятие смерти. Лариса была населена лишь растениями и насекомыми, которым недоступен страх смерти и её ритуалы. Но тут явились мы, и в новом мире появилась смерть, а значит и жизнь.



Трейси поднялся еще выше, сойдясь с Лучано. Значит только середина ночи. Можно еще поспать, вернувшись к книге, лежащей на волосах, и узнать, какую записку оставила для меня Лариса. Закрыла глаза и постаралась увидеть входящего в приоткрытую дверь незнакомца. Да, он был в старинной коричневой шляпе с широкими полями, затенявшими лицо. Схватила книгу, швырнула в него и закричала, чтобы он убирался в ад, откуда пришел. Вскочила, подобрала книгу -- она отрылась на том самом месте, я узнала конфигурацию абзацев и строк. Их было всего три:



"Жизнь имеет высокую цену, но только тогда, когда её не жалеешь"



"Нельзя жалеть жизнь, иначе она теряет цену"



"Тот, кто жалеет жизнь, теряет к ней вкус. Она становится пресной и падает в цене".



Да что ж такое-то, а!? Один трюизм в трех исполнениях. Хорошо, что хоть голова перестала болеть.

Откуда планета знает, что такое цена?

Она быстро учится.



Перебирались мы на новое место жительства тяжело, никто не хотел отрываться от родного дома, друзей, работы, школы.

Но новый мир манил тайнами.

Совру, если скажу, что только стремление к путешествиям и перемене впечатлений заставило нас совершить этот переход.

Освоение новых планет стало приоритетом жизни землян. Пришло время, когда на Земле и в Солнечной системе не осталось ни одного клочка, не освоенного человеком. Мы стали задыхаться. Сначала едва заметно, но постепенно напряжение стало очевидным. Всё больше и больше накапливалось раздражение, зачастую люди убивали себя или друг друга.

Без расширения нашего жизненного пространства человечество ждало вырождение и гибель.

Настоящим прорывом стал Варп, предсказанный ещё в Стар Треке способ передвижения выше скорости света. Основой прорыва стало создание двигателя Алькубьерре.

Всем известно, что тело не может двигаться быстрее скорости света.

Но это утверждение не распространяется на само пространство, которое, как оказалось, может быть пластичным. Пространство растягивается, сдавливается, сминается, закручивается, становится прерывистым или ячеистым. Всё зависит от сил, которые на пространство воздействуют. Варп-двигатель стискивает пространство перед кораблем и раздвигает его позади корабля. Из пространства создается перемещающийся своеобразный пузырь, а вместе с ним двигается вперед и корабль. О действии Варп-двигателя или пузыря Алькубьерре можно прочитать в любом учебнике пятого класса школы.



Один переезд равен двум небольшим пожарам. Или большим. Потери неизбежны. Но самое тяжелое - потеря человечества, одиночество. Надо научиться долго жить своей небольшой семьей, ожидая других колонистов, которым разрешат заселяться не ранее чем через пятьдесят или даже семьдесят лет. И то, только после того, как будет проведена независимая проверка последствий работы нашей семьи - не станет ли гибелью для планеты расширение заселения и деятельности людей.

Космо-интернет конечно скрашивает оторванность от человечества, но всё же на нашей короткой улице всегда малолюдно даже по большим праздникам. И ещё эти две луны, Лучано и Трейси, они меня сбивают с толку. Только захочешь помечтать под луной, как обязательно появляется вторая, и будто подглядывает за нами. И ты понимаешь, что не дома. Лучано розоватый, а Трейси с зеленцой - там есть атмосфера. Будто очки с разными стёклами.

Наше светило назвала традиционно - Ярило. Алый гигант.

Я биолог, муж биолог, мать и свекор биологи. Мы фермеры, вот уже без малого два земных года осваивающие красивую планету. Вернее, крохотную её часть, но зато плодородную и живописную. Дети выбрали ту же специальность, что и вся семья, и продолжают учиться в виртуальной школе. Муж и свекор занимаются разведением животных, мать выращивает зерновые.

А я Пастушка. Пасу мои стада на лепестках цветов, которые всё сыплет вишня.

Планета именно меня выбрала для общения и любви. Остальные члены семьи не чувствуют её, не понимают меня, не верят, что планета мыслящее существо и очень волевое. Оставила попытки объяснить им наше сближение. Только я попадаю в резонанс с Ларисой. Она постоянно раскрывает мне свои тайны, которые не интересуют других обитателей. Стала всё больше отдаляться от самых близких людей. Даже стала забывать их имена. Не то, чтобы совсем забывать, но при встрече с родственниками бывает, запинаюсь, обращаясь по имени.

Но пришла беда в нашу замкнутую колонию. Захворал Валера, мой муж. Странные конвульсии сотрясают его тело, жестокие боли выворачивают суставы. Есть и другие симптомы, о которых не принято говорить никому, кроме врача. Консультации по Космо-интернету ни к чему не привели - доктора Земли не знают такой болезни. Изолировала мужа, боясь инфекции. До того, как хворь свалила Валеру, при похожих симптомах пали две коровы, несколько свиней и птиц. Свекор отправил павших животных в утилизатор.

Да, страх за жизнь родных вытеснил из моих мыслей Ларису. Мало того, стала испытывать к планете неприязнь. Мы даже не можем вернуться на Землю, чтобы там провести исследования болезни мужа и найти лекарство. Совесть не позволяет тащить на родную планету неизвестную заразу. Конечно, сделала все анализы и отослала в Москву, но толку пока ноль. Придется нам здесь умереть преждевременной смертью.

И вот среди этой грусти-печали мне снится открытая книга с древними банальностями о цене жизни. Не иначе - Лариса решила меня таким образом утешить. И опять в комнату входит незнакомец в широкополой шляпе.

- Привет.

- Салют, Команданте.

- Да, я местный, не из ада. Называй меня, как хочешь, но случайно ты уловила суть - Команданте.

- Внимательно слушаю, Команданте.

- Тебе придется найти зверька, только что синтезированного Ларисой. Он небольшой. Черный, без хвоста - Лариса не знает, зачем он нужен. Вы, люди, обходитесь без хвоста, и лечебный зверёк обойдется без него. Болезнь твоего мужа и павших животных не инфекционная. Они так реагируют на одно из природных излучений Ларисы, случающееся раз в пять лет. В их телах не было от него защиты. У тебя и остальных твоих родственников эта защита есть, а Валера скоро умрет.

- Тогда я отправлю мужа на Землю!

- Поздно. Раньше у нас не водилось животных. Но Лариса создала лечебного зверька. Специально для твоего мужа-зоолога синтезировала несколько штук. Чтоб они размножались. Одного зверька мало. Надо, чтобы Валера всегда держал его при себе. Лечебный зверек заберет излучение на себя и постепенно погибнет. Тогда надо найти другого. В клетку нельзя помещать, как вы делаете с гусями. Он может жить только на свободе или касаясь обнаженной груди человека под одеждой. Тебе придется каждый раз искать нового зверька, после гибели предыдущего.



У меня сердце защемило от жалости.

- А по-другому, без того, чтобы кто-то умирал, нельзя спасти Валеру?

- Лариса пока не нашла другого способа. Кстати, зверьки разумны и обладают речью. Они часть Ларисы. Они идут спасать ценой своей жизни абсолютно сознательно и самоотверженно. С каждым из них умрет частичка Ларисы. Ты посмеялась над тремя затертыми в вашей философии строчками. А ведь они написаны не для того, чтобы жертвовала ты, а чтобы с благодарностью приняла жертву Ларисы.



Рыдала в голос. А Команданте продолжал:

- Поищи в высокой траве, что растет в распадке к востоку от ваших домов. Увидишь клочья черной шерсти - значит, нора где-то рядом. Позови, и к тебе выйдет зверёк.

- Как позвать?

- Придумай. Он тебя узнает, как узнала Лариса. Да, и вот ещё. Зверек, погибая, истаивает. Он станет совсем маленьким и твердым, как камень, со сквозным отверстием. Если ты захочешь сохранить память о нем, то сможешь продеть сквозь эту бусину нить и носить на запястье или на шее. И ещё. Лариса хочет общаться с тобой не только во сне.



Сразу поняла - шпион.



Проснувшись, пошла в распадок. В густой траве там и сям виднелись небольшие клочья черной шерсти, короткой и нежной на ощупь. Пахла она геранью - тем калачиком, который всегда стоял на окне моей бабушки. Я робко позвала:

- Милый, выйди ко мне, пожалуйста.

Внезапно в траве показалось крохотное существо - точь-в-точь мой детский лечебный игрушечный мишка, который всегда спал со мной, когда я болела. Только мой мишутка был бежевого цвета, а этот черненький.

- Привет, Мишенька!

- Привет. Хватит нюни распускать. Пойдем, что ли? - по-взрослому прохрипел спасатель.



Бережно взяла ворчливого Мишеньку на руки, и мы пошли, каждый к своей доле.



Направилась со своей ношей к анализатору 1025X-D, чтобы потом разобранный на атомы зверек попал в синтезатор и далее на 1025F-D-принтер. Моя специальность генного инженера позволяет не ждать милостей от природы, а получать их столько, сколько потребуется. Комплекс из анализатора, синтезатора и печатного устройства, а к нему набор биологического материала - это всё, что мне понадобилось транспортировать на новую планету. Здесь же напечатала себе с заданными свойствами мать, свекра, дочь, сына, мужа и скот, перетасовав колоду генетических вариантов. С Валерой особенно удачно получилось, иначе бы не узнала о специфическом излучении планеты. После выполнения задачи всех их ждет утилизатор.

Прав зверек, похожий на плюшевого мишку, нечего нюни распускать. Генный инженер должен быть холоден, как рептилия. Весь этот театр со страстями в клочки и соплями направлен исключительно для воздействия на эмоциональную составляющую планеты, чтобы выпотрошить её поскорей. Планета наивна, как взрослые дети системы патернализма.

К рассудочной части разума генного инженера доступ посторонним надежно перекрыт экранами, установленными в мозгу.

---

Глава 28. Финал (Главы повести Heroes-ы)

Отец заставлял меня повсюду возить за собой два странных сосуда. Один сосуд большой, размером с котелок, другой поменьше - с кувшин. Выполнены они были из какого-то незнакомого мне материала, прочного, но очень легкого. Стенки сосудов были сплошь покрыты резьбой невероятно замысловатого орнамента. Об их древности говорила седая патина.

Я часто смотрела на эти сосуды в глубоком восхищении и недоумении. Форма, линии, силуэт, орнамент были совершенны, но я никогда не понимала, зачем, для чего они нужны. Дело в том, что их днища были с отверстиями. Три дыры приличных размеров, примерно с монету каждая, не позволяли предположить, что это дуршлаг. Если бы кому-то пришло в голову отбрасывать в эти сосуды вермишель или макароны, то они через такие здоровенные дыры просто выскользнули бы.

Отец никогда не объяснял мне, что это за предметы такие и каково их назначение, лишь повторял, что я должна их иметь всегда под рукой. Когда придет время, то и без объяснений будет понятно, что нужно с этими сосудами делать.

Теперь я знаю, для чего нужны эти сосуды: в большой сосуд я положила голову врага, а в малый - его сердце. Через отверстия в донышке стекала кровь, падая в пыль дороги, пятная, окропляя мой путь домой.

Отец был прав - пришло время, я осознала то, что необходимо было сделать и сделала это. Я изменилась и выросла. Если бы отец раньше сказал мне, что сосуды предназначены для хранения головы и сердца, я бы с негодованием и гневом, с отвращением и презрением отвергла бы их. А, значит, отвергла бы свое право на месть, на то, что я должна уметь совершать те поступки, которые мне не по душе, но по долгу.
Следует предъявлять счет и требовать оплаты по нему полноценной монетой.
Иначе сама неизбежно стану жертвой.
Я не жертва - это не мой путь.
Или ты, или тебя.
Прощение.
Прощать хорошо и приятно. Но не тогда, когда на кону стоит жизнь и смерть.

Поэтому я быстрым шагом, почти бегом, преследовала мага морских просторов. Его сила на берегу не должна быть столь разрушительна, как тогда, когда он был на корабле и милая его сердцу стихия окружала его со всех сторон.

Я помню твою ледяную гранату, разорвавшую мой живот и опрокинувшую меня за борт.

Я помню, как та вода, что была во мне пыталась войти в союз с той внешней водой, что хотела включить меня в себя, но безуспешно. Все попытки, во всем, со всех сторон были напрасны. Вода внешняя погасила мой пламень.

Качаться на волне вверх спиной, вниз лицом, голой, раскинув руки и бесстыдно раздвинув ноги, было холодно. Посиневшая плоть сливалась с синью вод.

Рыбак багром зацепил меня за ребро и вытащил на пирс. Угольным мешком прикрыл окоченевшую наготу. Этот акт последнего, ритуального милосердия был подобен акту любви демиурга, вдохнувшему жизнь в дело рук своих. Холод отступил, тепло постепенно стало возвращаться в меня. Близость мешковины, рогожи, угольной крошки оживило надежду огня. И огонь потянулся за неожиданным угощением.
Вспышка.
Я села.
Снова жива.
Зачем?
Устала от привычки жить.
Сколько можно?
Этот жар неукротим.

Все еще сводит тошнотворной болью живот и саднит рана от багра под левой грудью, но повреждения уже затягиваются. Это наполняет меня безысходным ужасом жизни. Где же ты, милосердная утешительница? Почему ты всегда в проигрыше? Я так устала.

Какой холодный март. Я поймала пролетавшую по ветру шерстинку. Она укрыла меня верблюжьим одеялом, чтобы скрыть тяжкий труд регенерации. Зеркало отразило яркий бархат халата, блеск рыжих волос, мягкую линию плеч. Лед сверкал в стакане толстостенного хрусталя категоричностью приговора: "Жить". Корень мандрагоры высох, скукожился и рассыпался в прах.

Я это все помню, маг морских просторов, а ты?

Он остановился по пояс в воде, что-то шептал, плескал водой, щелкая пальцами и чертя по воде ритуальным кинжалом. Море оставалось спокойным, не было никакой реакции воды на магические действия, видимо сила, еще недавно столь могущественная, оставила его ветхое тело.

Я подошла совсем близко, взмахнула своим ивовым прутиком, коснувшись шеи мага, и голова его скатилась с плеч. Кровь фонтаном ударила в небо, тело стало оседать в тихие волны. Я успела прикоснуться прутиком к его груди, грудная клетка лопнула с чавкающе-булькающим звуком, и моя рука достала из нее сердце. Лысую голову выхватила из воды за бороду.

После того, как сердце и голова были положены в древние сосуды, а они в свою очередь приторочены к седлу, я вернулась к морю и стала смывать с себя кровь своего врага.

Опьяняющее чувство легкости охватило меня, заставив пошатнуться. Я была опустошена. Эта опустошенность поначалу воспринималась потерей чего-то важного, но постепенно была принята, как благо - враг ушел из жизни. А значит и из моей жизни. С ним из сердца ушла ненависть, причинявшая мне отчаянные страдания. Долгое время страдания были привычным атрибутом моей жизни. Теперь, когда они ушли со смертью мага, я ощутила эту ошеломляющую опустошенность. Смех сотрясал меня - о чем печалиться?! Я заполню место, освободившееся от разрушительной ненависти, другими чувствами. Это будет любовь, восхищение, радость.

Я знала, что впереди у меня новая страница жизни, известно даже, что написано на этой странице: замужество, материнство, дом, сад.

Только мне не интересно известное. Я к нему, к этому известному, еще не готова. Неужели я смогу жить и покоряться тому, кто всегда, при любых обстоятельствах, будет желать подчинить меня себе, подминать под свои вкусы и использовать в своих интересах?

Выйти замуж за богатого, изнеженного патриция, чтобы быть игрушкой, украшением интерьера?
Сделаться женой солдафона: сидеть, лежать, отжаться, два наряда вне очереди, гауптвахта?
Умненький купчик с грошом, бьющимся за грудиной, купи-продай?
Хороший парень от сохи: футбол, пиво, диван, телевизор, домино?
Поэт, занятый только своей личностью, с вечным поиском очередной музы для того, чтобы стимулировать в его организме затухающее производство половых гормонов?
Ученый, гоняющийся за призраком несуществующих истин, потерявший совесть из-за собственного любопытства?
Разбойник-авантюрист, стоящий по колено в крови, идущий по трупам, ради адреналина?

Не знаю, кто мне нужен, но точно знаю, кто не нужен. На отрицании нельзя ничего построить, нельзя написать новой страницы. Придется подождать, пожить подольше, может быть что-то измениться во мне или для меня.

Итак, ничто еще не кончено - впереди новые приключения! Вот только надо поставить точку на этих.

За все время моих скитаний мне не встретился соратник, партнер, рождающий то, что и должен рождать человек - огонь разума. Огонь отважного разума. Только очень отважный разум может позволить себе быть бескорыстным, наивным, непрактичным, неэгоистичным, нерасчетливым. Я поищу тебя. Чтобы полюбить.

В дикой душе таятся самые лютые женские инстинкты, устремленные к выживанию. Я стала свидетелем того, что идет непримиримая борьба людей практичных, деловых, расчетливых, жестоких, хитрых, эгоистичных против всего доброго и гуманного, что есть в нас. И если они победят, то мы, как вид, погибнем. И в реале, и в виртуале. Спасение видится лишь в том, чтобы не жить для себя, только для себя. Я очень хочу встретить человека, несущего огонь разума, чтобы этот человек выжил, чтобы он зарядил своим огнем сердца как можно большего количества людей. Это моя самая заветная мечта. Если такой человек не встретится никому, или его не уберегут от гибели - человечество погибнет.

Я шла мимо шеренг цветущих яблонь с головой врага подмышкой и с заступом в руке.
Оглянулась - это не кровь стекает, это ягоды рябины, оторвавшись от грозди, проскальзывают в отверстия-раны и скатываются в пыль дороги. Это лишь ягоды рябины, алые и горькие...

Быстро вырыла ямку, положила в нее голову, присыпала влажным черноземом, сверху посадила куст можжевельника. Спи. Это хорошее место.

Сердце твое будет храниться в нише стены моей спальни, оно уже обработано особым составом, чтобы остановить тление.

Только тот, кто в любое мгновение готов к смерти поймет, как сладко сжимать в руках сердце своего врага.

Это последний из рассказов о Мэри Сью

---

Париж и негр

Вспомнился устный рассказ жены моего однокашника, как её мама общалась в Париже с негром.

Если где-то напутала - поправьте. Никогда не была в Париже и никогда не общалась с неграми.

События происходили в начале девяностых.

Назовем мою приятельницу (надо же дать её какое-нибудь имя для удобства) Анной.

Девица едва достигла двадцати двух лет, когда перестройка начала старательно разжигать алчность в наших гражданах, и они кинулись в подножный бизнес. То есть в тот бизнес, который лежал под ногами.

Аня - дочь очень известного директора очень процветавшего завода. Некогда. Некогда процветавшего. Именно в тот момент, как какая-то сука приказала всем директорам фабрик и заводов не платить зарплату наемным работникам - а наемными работниками в Советском Союзе были все, даже директора - с отцом Анны случился инфаркт, и он умер. Не выдержал человек звериных законов криминального бизнеса.

Семью кормить стало некому. Мать отродясь не работала, кроме как и по хозяйству – домашнему. Анне, только что окончившей университет, работы тоже нигде не нашлось.

Квартира в самом центре города, в которой жили Аня с родителями, лишь условно называлась квартирой. Это была студия, сравнимая с футбольным полем. Она занимала целый этаж старого дома еще досталинской эпохи, с высоченными потолками, огромными окнами и парочкой балконов размером с террасу, на которых могли бы свободно разместиться два Сан-Марино. Эти площади надо было оплачивать, не говоря о желании поесть хотя бы раз в день.

И стала Аня торговать трусами. Женскими. Не буду врать, не знаю, где она взяла деньги на оптовую закупку трусов, но знаю, что торговать ими ездила в Польшу.

Челночила Аня то удачно, то не очень.

Однажды приехала злая, раздувая ноздри - поляки ограбили прямо среди бела дня. Сразу за ней в трамвай вошли два здоровенных парня. Один прижал её в углу задней площадки и держал руки, а другой, шаря по телу, достал из нагрудного дамского сейфа свернутые трубочкой деньги. Одним движением отстегнул с талии кожаную байдару, набитую мелкими купюрами, бережно собранными Аней для сдачи.

Трамвай был полон людьми. Аня кричала - рот ей никто даже не пытался закрыть - звала на помощь, взывала к жалости и состраданию, просила вызвать полицию, остановить трамвай. Когда поняла, что никто и ухом не ведет, то стала ругаться, переходя от литературных русских ругательств к обсценной лексике. По тому, как хмурились женщины и скабрезно лыбились мужчины, поляки прекрасно поняли обличения, которые обрушила на них Аня.

- Ну, слава Богу, а то я подумала, что трамвай набит слепо-глухо-немыми польскими инвалидами.



Как-то раз челночники должны были ночью перебегать с одного поезда на другой по железнодорожным путям, чтобы не опоздать. Аня бежала в толпе таких же бедолаг со своим партнером по бизнесу, держа огромную пластиковую сумку за одну ручку, а партнер за другую. Вдруг партнер спотыкается, падает и в падении тащит за собой Аню, вцепившуюся мертвой хваткой в свои дорогие трусы. В это время по колее шел маневровый, а потому неожиданный, локомотив, и партнер не успел встать и перешагнуть через рельс... в руках Ани только ручка от сумки и осталась. Трусы белыми чайками разлетелись в ночи по железнодорожному узлу, сопровождая отлетевшую душу незадачливого бизнесмена. Когда она рассказывала о гибели парня, то вся дрожала, и я впервые видела её слезы - все свои невзгоды, потери и крах бизнеса Аня встречала дикой злобой и никогда не плакала. Кремень, а не женщина.

После одной очень неудачной поездки Аня сидела возле телевизора и смотрела в него отсутствующим взглядом. Там была какая-то викторина, в то время центральные каналы к любили потчевать своих зрителей викторинами и конкурсами. Аня знала ответы на все вопросы и написала об этом на телевидение. Она ни на что не надеялась, хотела скоротать время и дать выход своей кипучей энергии.

Правду говорят - сучи лапками, лягушка, сбивай масло, будет, на чем передохнуть, когда выбьешься из сил.

Центральный канал прислал Ане приглашение на телешоу, где ей в качестве награды за отгаданную викторину вручили путевку на двоих на пару дней в Париж. Радости было на всю оптовую партию трусов!

Сначала она хотела продать кому-нибудь путевку, чтобы компенсировать потери от последней неудачной поездки. Но, оказывается, виза была уже готова и только на фамилию Ани. Время оставалось только на то, чтобы оформить визу на второго человека. После гибели партнера, который, как оказалось, был не только партнером по бизнесу, но и по койке, у Ани не было никакой новой привязанности. Она решила взять с собой в Париж нежно любимую маму, которая никогда не была за границей.

Перед поездкой предстояло решить проблему с собакой.

После смерти отца Ани семейную стаю возглавил самец бассет-хаунда. Так у существ мужского пола заведено. Настоящее исчадие! Длинноухий тиран, чтобы добиться своего, грыз ножки обеденного антикварного стола в стиле ампир, или скреб своими кривыми лапами драгоценную паркетную мозаику. Но больше всего он любил таскать за собой на поводке кабинетную швейную машинку, к которой его привязывали. Машинка билась обо всю дорогую мебель, страдала, но поделать с этим ничего не могла. Силы были неравными. Привязывать мерзавца к чугунной батарее отопления уже не пытались после того, как он её однажды сорвал и залил кипятком всю квартиру и соседей снизу, лишив весь подъезд живительного тепла. При этом жалобно плакал, жалуясь на ошпаренные лапы.

Склочный характер бассет-хаунда со сложным иностранным именем, присвоенным клубными фантазерами, знали все в городе. Связываться с ним не хотел никто, даже заводчики, которые хоть и стремились продолжить элитную линию, не желали получать щенков с исходно вредным характером. Не говоря о собачьих приютах:

- Он же все решетки разгрызет, все клетки сломает, все вольеры лишит оград – нет.



Две женщины и швейная машинка не могли противостоять могучему диктатору. Без мужской руки он совсем потерял страх. Семья поняла, что от собаки надо избавляться. Аня нашла выход. В одной из самых желтых газет Украины "Симон", где помещали объявления сводники и проститутки, она сообщила о необходимости продать элитного бассет-хаунда с родословной, вдвое длиннее родословной Виндзоров. И если бы не трагические обстоятельства, то никогда она не смогла бы расстаться с таким прекрасным, умным, вежливым, послушным, вышколенным другом, каким является её пёсик. Результат превзошел самые смелые ожидания. В Харьков прилетел личный самолет некоего одесского нувориша, чтобы забрать принца крови из варварских лап.

Цена в несколько тысяч баксов за такое экзотическое добро показалась одесситу плевой, и он отслюнил их после проверки документов на собаку. Аня, боясь преждевременного бунта бассет-хаунда, не захотела передавать поводок охраннику, а препроводила дорогого друга до взлетной полосы, и ввела его в самолет. После чего опрометью бросилась наутек.

Уже находясь в троллейбусе, который увозил её из аэропорта, она услышала возмущенный рёв коротышки.

- Только бы он не прогрыз дыру в самолете, а то ведь не взлетит! Новый хозяин знает, где я живу! Господи, сделай так, чтобы он ко мне не вернулся! - молилась Аня только ей ведомым богам. Видимо в тот час небесные врата были открыты и заведующий собачьими судьбами услышал Анины молитвы. Бассет-хаунд улетел в Одессу безвозвратно.



Так Аня с мамой, Верой Игнатьевной, оказались в Париже, да еще не с пустыми руками. Собачьи деньги приятно оттягивали банковскую карточку, которая для наших была еще внове.

Два дня прогулок по Парижу, шопингов, и восхищений парижской осенью пролетели незаметно. Университетского знания английского языка, усовершенствованного бизнес путешествиями, Ане вполне хватало для общения в магазинах.

Париж Парижем, но пора было возвращаться в Харьков к трусам и Польше. Но возвращаться не хотелось.

Очень не хотелось после беззаботных сорока восьми часов счастья впрягаться в унизительную гонку на стылых путях.

И Аня уговорила маму остаться в Париже до тех пор, пока деньги не кончатся. А потом пусть их депортируют бесплатно домой.

Битая-перебитая в своем бизнеса Аня никак не могла понять, почему её тихая мама долго не соглашалась нарушить закон чужой страны.

Аня пожимала плечами:

- Ну и пусть мы никогда больше не сможем приехать в Париж из-за нарушения визового режима. Мы и без нарушения никогда более в него не приедем - ни денег, ни других возможностей для этого больше нет. Зато у нас на карточке еще достаточно средств, чтобы снять номер в гостинице и пожить в свое удовольствие, пока деньги не кончатся.

Вера Игнатьевна согласилась в последний момент. Еще бы чуть-чуть и женщины сели в поезд, идущий в Москву, а потом домой.

Но они помахали хвосту поезда с платформы и вернулись в здание Восточного вокзала.

Оставив уставшую маму возле туалета, Аня пошла искать банкомат. И вдруг поняла, что совершенно не помнит заветные четыре цифры. Похолодев, она стала судорожно рыться в сумочке, в надежде найти записанный где-нибудь код, как неожиданно её рука провалилась в длинную узкую дыру.

Портмоне с банковской картой и остатками денег исчезло вместе с девственностью сумочки.

Хорошо, что загранпаспорт остался в отдельном кармашке, закрытом на молнию.

Аня стояла посреди огромного вокзального зала и понимала, что не знает, что дальше делать.

В банк идти нет смысла - карты нет.

Права находиться в Париже у них тоже нет.

Не говоря уже о том, что денег след простыл.

И самое главное, очень-очень не хотелось уезжать из Парижа.

Она еще походила по залу, не зная, как объясняться с матерью. Правду говорить не собиралась.

Наконец, после нескольких кругов Аня оказалась возле туалета и сообщила маме, что на вокзале нет банкомата. Сейчас они возьмут вещи и поедут к ближайшему отделению банка.

Аня не боялась опростоволоситься - сумерки сгущались, время шло к закрытию всех учреждений. Завтра суббота, потом воскресенье - банки не работают.

Зато они проведут еще пару дней в Париже. О том, что им будет голодно и бессонно девчонка не думала, как не думала и о страданиях матери.

Ночное гуляние, сидение, болтовня под парижскими фонарями была столь же утомительна, как и под харьковскими.

Уже в субботу вечером Вера Игнатьевна взмолилась. Она хотела вернуться на вокзал и там найти возможность отдохнуть. Поближе к дому.

Чертыхаясь, неутомимая Аня повела мать к вокзалу и оставила её на лавочке с вещами, а сама опять пошла мерить шагами мостовые города.

Нагулявшись, Аня вернулась к маминой скамье, но её там не оказалось. Аня оббегала всю округу, но мать пропала.

Начала расспрашивать тех, кто явно никуда не ехал и никого не провожал - клошаров, которых она определяла безошибочным чутьем.

Она как-то призналась, что нюхом чует, у кого есть деньги, а кто только делает вид, что их имеет.

Один из клошаров указал на большую коробку и сказал, что маленькая белая старушка ушла с черным в его отель.

Аня кинулась к коробке, пнула её и остолбенела. Коробка открылась, в ней сидела её мама, а рядом, положив голову на её колени, лежал молодой негр с надкусанным пирожком в руках. Он спал.

Вера Игнатьевна улыбалась.

Аню будто ножом в живот ударила эта кроткая улыбка:

- Моя мама в коробке?! Что же я натворила!

Аня стояла и молчала, не в силах пошевелиться.

Вера Игнатьевна жестом пригласила дочь присесть рядом.

Оказалось, что после того, как Аня ушла, мать достала из сумки пирожок. Она его понюхала, втягивая сладковатый дух родного хлеба, и принялась есть.

К ней подсел черный выходец Страсбургского бульвара.

И проглотил голодную слюну.

Вера Игнатьевна тут же достала еще один пирожок и протянула его негру. Потом еще один, и еще...

- Ешь, ешь, касатик, - приговаривала мама, - у меня осталось много пирожков. Я их напекла еще в Харькове, в дорогу. Да только их в дороге никто есть не стал - всё какие-то чипсы, да гамбургеры ели. Говно, прости, Господи! А пирожочки у меня хорошие, сдобные, начинка разная: капустка, картошечка, яблочки, яичко с рисом и луком. Всё сама готовила, свежее, за два-три дня не успеет испортиться. Ешь. Голодный, видать, парнишечка.

Неизвестно, что из сказанного понял молодой бродяга, но он не был лишен чувства благодарности, и пригласил чужую добрую маму к себе домой - в коробку то ли от холодильника, то ли от кондиционера.

Совершенно неясно, как они общались - Вера Игнатьевна не владели ни одним языком, кроме русского, а негр явно никогда не бывал в России. Но они понимали друг друга.

Мама поведала Ане, что её новый друг посоветовал обратиться к первому же полицейскому, чтобы он помог им попасть домой.

Негр также объяснил старушке, что банкоматы есть везде, и они работают круглосуточно.

Аня со вздохом призналась матери, что да, карты нет. Но зато остался паспорт.

Потом она, ворча, что в коробочном отеле могут быть вши и блохи, собрала вещи и повела маму к маячившему в поле зрения полицейскому.

Когда Вера Игнатьевна хотела отдать оставшиеся пирожки проснувшемуся негру, Аня выхватила их и стала набивать рот.

Возвращение было делом неприятным и неинтересным. Во всяком случае, Аня никогда ничего об этом не рассказывала. Да что там рассказывать? Запихали их в транспортный самолет без сидений и вышвырнули в Борисполе.

Женщины была несказанно рады вернуться домой.

После парижских скитаний и отчаяния, страха за мать, и перелета через всю Европу на каких-то мешках, Аня, оказавшись в родных стенах, бухнулась на кровать и проспала более полутора суток.

Через пару лет после Парижа у меня в гостях Аня познакомилась с парнем, который был университетским другом моим и моего мужа, и вышла за него замуж. Родила троих детей. Что не помешало её деловой активности уже на Родине - что-то связанное с нотариальными переводами с одного языка на другой. И обратно.

Правда, бизнес на торговле трусами прогорел - наверно польки больше не нуждаются в трусах.

Говорят, есть такие учреждения в Европе, где женщины ходят совершенно без одежды.

Вера Игнатьевна жива до сих пор, внуки в бабушке души не чают. А она в них.

Аня объездила с мужем и детьми весь мир, но она почему-то избегает Парижа.

Видимо, пирожков переела.



2009

---

О Родине

Все пути давно уже пройдены,
Много поменялось начальства,
Только нет у нас прежней Родины,
Ну а новая не получается.

Сколько настучали слов в Ворде мы,
Сколько породили концепций,
Только нет у нас новой Родины,
Есть тоска по старой под сердцем.

И неплохо кушаем вроде мы,
Но зачем скажите на милость?
Если нет у нас старой Родины,
Ну а новой не появилось.

© Вс.Емелин

---

Глава 6. Союзники (Главы повести Heroes-ы)

Утро принесло не только обрывки сна, но и туман. Он постепенно редел и в столбах солнечных лучей отчетливо был виден пар, шедший от стволов каштанов, как от конских боков после хорошей скачки. День будет жарким.

Из тумана выплыли призрачные фигуры людей и животных - это наш обоз догнал нас только к утру. Вот и славно, а то я уже начала ломать голову, чем кормить всю эту солдатскую прорву. Хорошо, что кентавры, присоединившиеся к нам вчера, оказались практичными обжорами - они прибыли с огромным обозом продуктов: свежего мяса, рыбы, солонины, овощей и круп. Я думаю, что об этом позаботились не столько кентавры, сколько морской властитель Ворон

Все утро я посвятила изучению особенностей кентавров, их боевых качеств, вооружения, мышления, выносливости, силы и недостатков. Их оказалось немало. Одним из основных был полный отказ от подков: "Мы не лошади, не животные, а разумные, мыслящие существа, поэтому никаких подков!" - говорили кентавры, стесывая в походе копыта до крови. Как можно рассчитывать в бою на солдат, у которых ноги в крови? И это мыслящие существа!

Второй недостаток - это то, что они не умели и не желали уметь сражаться ни мечами, ни саблями. А ведь я надеялась, что с кентаврами у меня появилась легкая конница, которая на полном скаку рубит неприятеля.

Я отозвала капитана кентавров в сторону и долго беседовала с ним, убеждая в необходимости подковаться. Наконец, мы пришли к компромиссу - в походе и в бою кентавры будут подкованы, но сразу после сражения они подковы снимают. При этом, они доверят свои драгоценные копыта только кузнецам-гномам. На мое досадливое: "Да где ж я вам гномов возьму!" - капитан заметил, что через пару-тройку часов мы как раз будем проходить мимо места, от которого рукой подать до деревеньки гномов, с которыми кентавры всегда были в дружбе.

Похоже, проблемы сами собой решаются по мере их возникновения. Всегда бы так. Но лихих рубак у меня не будет.

Никогда не думала, что гномы такие надменные, высокомерные зануды - это при их-то росточке. Но всю их спесь как рукой сняло, когда они узнали, что я иду дернуть за нос соседа за нанесенное мне оскорбление и оборвать ему уши за торговлю людьми. "Наконец-то, - кричали они, - нашелся кто-то, кто укоротит этого выскочку, захватившего самых лучших наших мастеров и наше золото!"

Н-да, сосед перессорился со всем миром - алчность плохой союзник. Я не стала вникать в тонкости его конфликта с гномами, а просто приняла еще один отряд новобранцев, вооруженных топорами и облаченных в сверкающие кольчуги. Правда, гномов пришлось посадить на телеги, благо их нашлось достаточное количество. Иначе мы бы или слишком долго тащились, примериваясь к короткому шагу гномов, или потеряли бы этих отличных вояк, отстававших от основного войска на марше.

Ни за какие коврижки не хотелось бы мне потерять расположение этих умелых в труде и в бою существ. В свои телеги гномы положили неимоверное количество оружия, а один прихватил с собой не только точильные камни, но и походную наковаленку с набором молотов, молотков и молоточков.

Потихоньку обрастаем барахлом, как бы это не сковало быстрое движение. В некоторых телегах были еще какие-то странные существа - слепые, но очень подвижные с огромными лопатообразными передними конечностями. Гномы объяснили, что эти существа, похожие на кротов, - троглодиты, лучшие специалисты по рытью траншей, нор, шахт. Шахты мне, конечно, не нужны, но о том, где можно применить способности троглодитов, надо подумать, тем более, что легкой кавалерии у меня нет.

Вскоре мы покидаем проселок и оказываемся на твердой дороге, ведущей в порт. За следующим поворотом меня ожидал сюрприз - мелькнула какая-то синь на горизонте и я почувствовала толчок в сердце. Никогда не виданная морская ширь была узнана мной с первого взгляда. И любовь к этому простору воды была с первого взгляда.

С нашим приближением море менялось беспрерывно: вот оно стало полосатым с белыми, пенными барашками по зеленым, бурым и голубым полоскам. Скорее бы очутиться там, рядом с этими свежими струями, окунуться в них, смыть с себя все тяготы, все лишения, боль и обиду. Но все оказалось не так скоро.

В город вошли без боя - никто не ждал, что меня сюда занесет, никто не готовился защищать такой важный стратегический объект, как порт. Что ж, пока все идет, как задумано. Оставлю здесь гарнизон и быстро двинусь дальше, пока враг не понял, что теперь я выхватила у него инициативу. Вот только в море окунусь. Я взяла пятерых солдат и отправилась на набережную.

Портовый городишко был грязен, вонюч, убог, той убогостью, которая не вызывает сочувствия, а лишь отвращение. Это была не латанная-перелатанная, но чистая и достойная бедность, а прикрытое яркой тряпкой, траченное сифилисом тело сутенера. Недалеко от гавани дымил какой-то цех, видимо ремонтная мастерская, дальше, вдоль берега виднелась лесопилка.

У высохшей оливы на цепи сидела гарпия. Она время от времени хлопала крыльями, распространяя вокруг волны зловония. У нее было перекошенное злобой лицо юной женщины. Я швырнула в гарпию палкой, но так, чтобы палка до нее не долетела - мне не хотелось причинять ей боль, но прежде чем пытаться ее освободить от цепи, нужно было узнать, чего ждать от этого опасного существа. Если бы после броска палки гарпия осыпала меня потоком брани, то от нее надо было бы держаться подальше. Но гарпия лишь испугано дернулась и забилась на цепи, пытаясь укрыться. Куда ж ты денешься, бедолага!.. Я коснулась цепи прутиком. Цепь с грохотом упала, все звенья расковались, гарпия освободилась и начала отползать в сторону от дерева. Я вынула деревянный лечебный диск и стала вращать его над головой гарпии.

-Если ты думаешь, что я буду служить тебе, человеческая самка, в благодарность за освобождение, то ты ошиблась. Гарпии никому не служат.

Я пожала плечами, продолжая свою работу, - исцеление требовало очень высокой концентрации. Наконец, я закончила и гарпия встала на свои птичьи лапы с устрашающими металлическими когтями.

-Я и не ждала благодарности от злобной твари. Мне не нужны рабы, не для этого я освобождаю от цепей. Маленькая человеческая слабость: ненавижу решетки, клетки, цепи. В моей стране все свободны. А теперь свободна и ты. И не только свободна, но и здорова. Видишь, раны от железа зажили, отросли подрезанные крылья - что же ты не улетаешь? Я тебя не держу.

-Я здорова, но больна голодом. Мой мучитель меня не кормил. У меня нет сил, чтобы лететь. Ты назвала меня злобной тварью - это правда. Но я не буду использовать тебя и твоих солдат в качестве пищи - такова моя благодарность за освобождение.

Не место гарпии в городе - она жительница самых глухих лесов, добыть гарпию очень сложно, они умны, осторожны, очень агрессивны, хотя первыми на человека не нападают. Никогда не слышала, чтобы гарпий держали в неволе.

Неожиданно сзади раздался грубый голос:

-Эй, ты, шлюшка, пид орастка недотраханная! Ты зачем, бл я, сломала хорошую цепь и отпустила мое цепное животное?! Я тебе сейчас, суке текущей, сиськи отвинчу за это, бл я, дуй тебе в рот!

Из дверей полуподвального помещения, судя по вывеске и запаху кожи, сапожной мастерской, вышел детина, сжимавший в руках булаву на короткой рукояти. Почему на людях, занятых бытовым обслуживанием, такой жирный слой хамства? Хотя он на всех холуях одинакового размера. Полу присев я закружилась в танце, готовясь к схватке. Но схватки не было. Раздался жуткий вопль гарпии, в котором едва угадывалось слово "еда!", и на голову детине, целя когтями в глаза, упала недавняя пленница.

Я отвернулась - негоже смотреть, как человека, пусть и негодяя, терзает и ест существо другого вида. В этом есть опасность того, что ты тоже можешь увидеть в человеке пищу.

Кормить надо животных.

Наконец, я подошла к кромке воды, чтобы разочарованно от нее отпрянуть - нельзя было даже подумать о том, чтобы окунуться в эту грязную воду. Надо будет найти место для купания подальше от порта и лесопилки. Но это уже в следующий раз. Боюсь, что мое промедление может стать роковым для брата. Надо спешить.

Из всего происшедшего самым серьезным было открытие для самой себя моря - значит, море все же существует, несмотря на утверждения отца. Впервые его авторитет был серьезно поколеблен в моих глазах. Зачем отцу было отвергать очевидное? Чего он добивался, скрывая от меня существование моря? Загадка.

Я подозвала к себе монаха, которого отец приставил ко мне для надзора:

-Подойди-ка, любезный. Ты уже отправил королю сообщение о том, что я сделала личное открытие моря?

-Вы же, госпожа, отобрали у меня голубей, как же мне теперь исполнять свой долг перед моим королем и вами?

-Вот только не надо притворяться, со мной это у тебя не пройдет, лживый лицемер. Мне очень хорошо известно, что у тебя есть свой способ передачи сообщений - магический.

-Как только вы, госпожа, подобрали на дороге этих богомерзких гномов, моя магия перестала действовать - они, гномы, каким-то образом нейтрализуют магию, во всяком случае мою. Это не мешает мне надеяться достучаться до вашего сердца и открыть вам сияющие врата вечной жизни.

Странно, но мой магический прутик, подаренный мне когда-то королевой эльфов и ее же лечебный диск действовали - они мне помогли вылечить гарпию, не смотря на присутствие гномов. Надо у гномов поинтересоваться, как это они избирательно нейтрализуют магию, мне бы так научиться.

-И где же эти врата, в какое место они отрываются? Жизнь вечна - этот трюизм не стоит повторять. Это знает каждый, в ком теплится здравый смысл. И хватит болтовни, а то ты опять попытаешься убедить меня, что бог существует.

-Бог существует! Ваш отец говорил вам, что моря нет, но вот же оно, оно есть! Ваш отец говорил вам, что бога нет. Возможно, он хочет таким образом заставить вас искать и самой найти бога, как вы это сделали с морем.

-Тема бога бесконечна для тебя, но не для меня. Я просто отдаю тебе приказ - заткнись. И на этом замолкаешь ты и твой бог. А, ergo, настоящий бог для тебя и твоего бога сейчас и здесь - это я. Мой приказ более могуществен, чем все твои попытки заставить меня плясать под твою дудку! Кстати, о могуществе - позови-ка мне лейтенанта гномов, немедленно! Да шевели ногами, а то плетка моя уже наготове, - ты меня изрядно разозлил тем, что меня, образованную воительницу, пытается оболванить како-то малограмотный чурбан.

Властитель Ворон не идет у меня из головы - что же произошло, почему мне рядом с ним было так хорошо, спокойно, надежно, мне никуда не хотелось от него уезжать. Я бы рядом с ним осталась навсегда, только бы он мне это позволил. Мне не нужна была уже никакая война, я забыла соседа, обиды, все отодвинулось куда-то далеко-далеко и было просто глупостью. Сидеть рядом с ним или у его ног, слушать его голос, то, как он произносит слова, как весело хохочет, видеть его теплые глаза, синий шелк, обветренные руки моряка, ощущать запах жимолости и соленого ветра - вот что было самым важным, самым приятным.

Если бы Ворон не был так стар, то я подумала бы, что, возможно, я наконец-то узнала, что такое любовь к мужчине. Некоторые утверждают, что любовь возникает с первого взгляда, вот, как у меня к Ворону. Но его седая борода...этот знак преклонного возраста делает непреодолимой преграду между нами - ничего не имею против стариков в любом месте, кроме моего ложа.

А вот и еще одна седая борода - гном важно шел ко мне, подметая дорогу длинной белой бородой. Ну и ручища у него! Силен, коротышка.

-Мне бы хотелось узнать, вы, гномы, действительно можете нейтрализовать магию, или это очередная выдумка безграмотного монаха?

-И да, и нет. Если вы мне ответите, как вы, люди, делаете так, что отбрасываете тень, то есть, не пропускаете свет сквозь себя, то и я скажу, как мы, гномы, гасим магию.

-Ты хочешь сказать, что это свойство вашей гномьей структуры, а не волевое усилие?

-Госпожа, вы правильно поняли. Но есть одно "но". Нами было открыто свойство некоторых драгоценных камней собирать свет в пучок. Этот пучок обладает такой силой, что ни одно тело теперь не может быть преградой для света, если его правильно направить и длительно на тело воздействовать, это тело просто разрушится. Вот так и с нашей собственной особенностью гасить магию - мы научились это свойство или усиливать или уменьшать с помощью обычного песка и железа.

-Это, безусловно, очень интересно, а перспективы так просто захватывающие. Но мне сейчас не до науки, поэтому без подробностей и долгих объяснений скажи, сможешь ли ты погасить магию властителя Ворона?

-Э-э-э-к, на кого вы, госпожа, замахнулись! Ворон никому из нас не по зубам - это самый могущественный чародей, его сила так велика, что все попытки погасить его магию могут ее только чуть ослабить. Сила таких как он нейтрализуется только полным разрушением тела. А с этой задачей лучше металла и яда не справится ничто.

-Ну, уж нет!
Во-первых, я не хочу разрушать тело и дух властителя Ворона. С чего бы мне хотеть этого?
Во-вторых, не думаю, что это такая элементарная задача, иначе ее бы уже кто-нибудь давно решил, и я никогда бы не узнала о существовании Ворона.
В-третьих, мне нужно всего лишь увидеть, кто скрывается за благообразной внешностью.

Понимаешь, у Ворона старческое лицо не соответствует рукам. Вот ты ведь немолодой гном, поэтому волосы твои седы, морщины избороздили лицо и руки. Хотя сила в них чувствуется могучая, но возраст наложил и на твои руки отпечаток. Возраст твоего лица соответствует возрасту твоих рук. А у Ворона не так - руки его молоды и сильны. Он пытается морочить меня, но зачем?
Ты иди, лейтенант, спасибо за беседу.
Мне нужно подумать.




Глава 7. Вызов

Корень мандрагоры
Стремительно, без отдыха и ночлега, я приближаюсь к знакомым с детства местам. Там сражается с моим соседом мой брат. И это хорошо, если еще сражается, плохо, если уже сражаться некому. Да, это было бы - хуже не придумаешь. Разведчики, посланные уж давненько, до сих пор не вернулись. Но я не отступаю от плана, разработанного еще вдвоем с братом.

Мы тогда решили, что он попытается укрепиться в излучине реки, где издавна стоит мой пограничный пост с небольшим гарнизоном. По моему приказу гарнизон поста занят тем, что строгает ладьи - флот всегда пригодится, да и гарнизону лучше не маяться от скуки. Отряд брата будет защищен рекой с трех сторон, ему надо будет только запереть четвертую сторону, укрепив ее, открытую для врага, реданом, и оборонять. Никаких наступательных действий, лишь дразнить врага вылазками, и крепко сидеть в обороне.

В это время я должна была подойти к Гремящему распадку, и я к нему подошла. Гремящий распадок - так называется спорная местность между моими землями и землями соседа. На этой территории, на которую мои права никто не может оспорить и мне их надо лишь защищать, сосед построил крепостное сооружение, которое я только что успела захватить сходу. Так же, как и в случае захвата портового города, никто не оказал ни малейшего сопротивления. Все войска были оттянуты к излучине реки, где, судя по всему, все еще сражался мой брат. Какой молодец-удалец! Я верила, что его отвага меня не подведет.

Можно было бы неожиданно ударить в тыл противника, но это настолько очевидное для меня действие, его так легко просчитать, что вряд ли это простое решение будет самым удачным. А вот сделать вылазку, подразнить соседа, и, удирая, на своих плечах привести врага к стенам крепости, где его уже поджидает засада - дело нужное и необходимое. Его подготовкой я и займусь.

Спасибо соседу за дорогой и славный подарок - такую крепость, которую он соорудил в Гремящем распадке мне бы пришлось строить долго и с серьезными затратами. А теперь она - моя, крепость, расположенная в самом удобном для боя месте. Осталось лишь подготовиться и послать вызов врагу. И надо сделать этот вызов столь убедительным, чтобы сосед не вздумал сначала прикончить отряд брата, а только потом приняться за меня.

Гремящий распадок - это неожиданное место в наших лесных массивах. Здесь сошлись водопады и скалы, лес и степь. Восточная часть плоскогорья приподнята и господствует над остальной территорией. Здесь протекает речушка, которую питают многочисленные ключи. Речушка была отведена в крепость, так что вода мной контролировалась. Часть войск я спрятала в пещерах, прилегающих к крепости.

Теперь, ночью, пришла пора дать работу троглодитам. Им поручено было вырыть траншею в виде тупого угла, выступающего в сторону противника. Эта траншея поделила поле на две неравные части. Солдаты маскировали траншею дерном и ставили вешки, чтобы собственные войска знали, где ее, в случае надобности, перешагнуть. Надеюсь, вражеская конница переломает ноги, благодаря этой траншее, во время наступления на мою крепость.

Этой ночью работа нашлась всем, но самая ответственная была у меня - это письмо-вызов. Мысленно я его писала каждый день, теперь пора оставить его на бумаге.

"Эй, ты, алчный торговец сиротскими слезами, я пришла отшлепать тебя.

Ты - бездарный вояка и бессильный самец, ибо не можешь защитить даже свое имущество. Я отобрала у тебя твой порт, кормивший тебя контрабандой и пиратством, и тот паршивый городишко, который разросся на пороках. Кроме того, твоя крепость в Гремящем распадке, наконец-то, стала моей. Я сейчас здесь, в крепости, пирую и смеюсь над тобой и твоей нищетой.

Да, да, ты - голодранец! Мои наемники уже захватили не только побережье, но и все твои острова, пока ты здесь ковыряешь носом речной ил. Завтра тебе нечем будет накормить курицу, не то что войска.

Сдавайся, негодяй! В случае покорной сдачи оружия, я отдам тебя военному трибуналу. Трибунал назначит тебе адвоката и будет судить за набеги на мои земли, за захват граждан моей страны, за продажу их в рабство, за спиленную тобой священную рощу друидов.

Если же ты будешь и дальше проливать кровь солдат, защищая свое право работорговца, то я тебя поймаю, закую в железо, зашью в волчью шкуру и отдам собакам. Я поступлю с тобой именно так, как ты поступал с беглыми рабами.

Жду, что ты сломаешь свой меч и покорно принесешь его обломки мне в Гремящий распадок, где я стою с няньками и мамками, чтобы они могли утешить тебя, детка. Да не тяни, а то заставишь своим промедлением ударить тебя в спину - и окажешься ты между мной и моим братом, между молотом и наковальней. Я".

Кому же поручить отнести письмо? Мне жаль отдавать врагу даже гусеницу, а то, что он разделается с почтальоном не вызывает у меня сомнений. Убить парламентера - один из способов запугивания, к которому прибегает враг, находясь в сладком заблуждении, что может подавить таким образом мою волю.

Свернула письмо трубочкой и прикрепила к стреле. Разведчики до сих пор не вернулись. Видимо, что-то случилось. Я сама проведу разведку и отправлю в лагерь врага вызов.
Да поможет мне ночь.

Я вышла из палатки, которую поставила на лесной поляне. Хоть крепость уже моя собственность, но она еще не обжита, еще скрыты ее дефекты и достоинства. Из предосторожности остановилась на ночь в лесу. Да и жители крепости, пусть и немногочисленные, испуганные крестьяне, могут скрывать лазутчиков врага, или просто кто-то сбежит, чтобы предупредить своего бывшего сеньора и рассказать ему о том, чего ему лучше не знать.

Теперь, вдали от посторонних глаз и ушей, займусь таинством превращения своего обнаженного тела обычной девушки в лесную тень. От того, насколько тщательно я подготовлюсь к разведке, зависела жизнь многих существ.

Прежде всего надо удалить или замаскировать свой собственный запах. Это позволят мне сделать знания моего отца, которые он в меня вдалбливал с детства. Достаю запасенные впрок настойки и отвары трав, цветов и плодов родной стороны. Запах для головы - это корень лопуха, запах для груди и подмышек - его дали цветы шиповника, запах для ягодиц и паха - подарок ягод тиса, для запаха ног по всей длине и ступней - конский каштан.

После всех этих притираний я перестала пахнуть человеком. Сок ореховой корки сделал мое лицо и тело темным и невидимым в сумраке. Теперь надо сделать так, чтобы меня не было слышно человеком - для этого я облачаюсь в костюм из перьев ночной птицы - совы. Обнаженное тело слегка содрогается от соприкосновения с щекочущими перьями и росой, павшей на лес. Прихватив лук, колчан со стрелами и письмом-вызовом я заскользила под мрачными кронами ночных деревьев в сторону излучины реки.

Пахнуло дымом - скоро впереди мелькнуло пламя костра, вокруг которого сидел дозорный отряд. Кроме тех, что были на виду, несколько дозорных я угадала спрятанными в кустах примерно через каждые десять метров. Густо сидят. Никак не удавалось рассмотреть, кого же поставили на ночную вахту.

Внезапно я услышала непривычный для леса скрип и шорох - так трется веревка о дерево. Прямо надо мной висел труп - это был один из моих эльфов-разведчиков. Легкий ветерок раскачивал безжизненное тело. Я не имею права даже вздрогнуть или всхлипнуть. Прости, друг, я буду горевать и лить слезы о тебе позже, не сейчас. Спасибо, что в своей смерти сумел рассказать так много: разведка поймана, уничтожена, возможно под пыткой кто-то проговорился, а значит - враг знает, что я рядом. Возможно, теперь в письме-вызове и нет прагматичного смысла. Зато есть смысл в отваге, которая запугивает, деморализует врага. Доставить, минуя караул - это ли не отвага?!

На брюхе подползла ближе и поняла, почему попалась моя разведка - в дозоре стояли собакоголовые гноллы, их обоняние было легендарным. Лишний раз порадовалась своей предусмотрительности - как чуяла, что надо позаботиться об уничтожении запаха. Рядом с пушистыми гноллами блестели чешуей ящероподобные лучники. Погано. Эти ящеры - нюхачи не хуже собак. И что особенно неприятно - и у тех и у других невероятно тонкий слух. Я замерла, боясь шелохнуться и дохнуть, - один из ящеров смотрел прямо в мою сторону. Гноллы, как и все собачьи, видели плохо, но ящеры недаром становились лучниками. Их зрение было тонким, но хорошо реагировали они только на движение. Замри, девочка, закрой глаза, задержи дыхание, вцепись пальцами в родную влажную землю и моли ее скрыть твое сильное тело от врага.

-Ты что-то видишь? - пролаял один из гноллов, - Я только слышу скрип сука, на котором болтается дохлый эльф.

-Мне показалось что-то мелькнуло. Ветер раскачивает труп покойника, видать это я и увидел - отозвался ящер-лучник.

Спасибо и еще раз спасибо тебе, разведка, - и мертвый ты помогаешь мне, отвлекая внимание караула на себя. А я даже имени твоего не помню. Но что это - под пальцами, опирающимися на землю, чувствовалось необычное тепло, движение воздуха, как от дыхания живого существа. Ну, так и есть - это мандрагора, выросшая короткой весенней ночью под трупом повешенного эльфа из просочившихся и упавших на землю жидкостей его тела. Растение уже начало испускать свет - еще немного и иллюминация, устроенная мандрагорой привлечет внимание ящеров, стоящих на страже.

Судорожно вспоминаю все, что знаю о мандрагоре. Плоды мандрагоры способствуют зачатью. Пока не требуется. То, что из ее корней можно приготовить любовный напиток вряд ли сейчас может пригодиться, также, как и ее снотворные свойства. Нет, нет, нет! Есть еще какие-то особенности, необычные и полезные, давай, вспоминай быстрее, быстрее, быстрее, пока не поздно! Что же еще было в отцовских прописях по зельям?! Сейчас - представлю себе страницу, где особый знак стоял, обозначивший магическое растение. Теперь визуализирую текст. Ага! Вот оно! Хорошо, когда есть, ты, головка моя светлая! Хорошо, что тебе всегда нравилось учиться! Текст гласил:

"Тот, кто услышит стон, издаваемый мандрагорой при ее выкапывании из земли, должен умереть; чтобы избежать смерти человека, но при этом удовлетворить жажду крови, присущую мандрагоре, при выкапывании растения сажают на привязь собаку, которая, погибает в агонии".

Стало быть, эта капризница мандрагора предпочитает наносить акустический удар собакам. А они у нас есть в наличии, чем гноллы не псы? - половина дозора ляжет. Что ж, собакоголовые друзья мои, пришло ваше время пополнить небесные псарни.

Ломая ногти начала быстро подрывать землю вокруг мандрагоры, уже почти не скрываясь, чтобы караульные, привлеченные светящимся растением и моими движениями, подошли поближе. Ну, вот, пока все идет, как хотелось - ящеры с луками и стрелами остались возле костра, а гноллы под их прикрытием направились в мою сторону. Быстро привязываю к мандрагоре шнур, который всегда ношу на талии на всякий случай, и отползаю, как можно дальше. Теперь осталось только дернуть за шнур, корень растения выскочит из земли, раздастся его стон или крик и гноллам конец.

Пока сбежавшиеся дозорные скучились возле трупов гноллов, сраженных разъяренной мандрагорой, я спокойно миновала линию охранения. Какие болваны - оставили свои посты, чтобы тупо пялиться на убитых, при этом никто из них не подумал об исполнении долга. Выдернутое из земли растение перестало светиться, и я подтягиваю его к себе шнуром - не бросать же такую ценность этим кретинам.

Дальше было проще - в стане врага все спали. Я быстро нашла палатку соседа - он установил перед ней свой штандарт, на котором красовался злющий вепрь на червленом щите. Новая мысль возникла у меня - ранее я хотела просто подсунуть письмо под полог палатки, но теперь стрела сыграла роль булавки, прикрепившей письмо-вызов к штандарту. Дело сделано. Пора домой.

Усмехаясь я уж было собралась отправиться в собственное расположение, как вдруг поняла, что отсюда совсем близко до лагеря моего брата. А что, если попытаться пробраться к нему? Нам собраться - только подпоясаться. Ползти я не буду, отползалась. Побегу, быстро побегу, я здесь знаю каждую тропку, а вражеский дозор не ждет, что кто-то из лагеря ночью отправиться в лес за приключениями.

Я помчалась во весь дух, едва касаясь босыми ногами травы. Ни одна сухая ветка не хрустнула. Ветром миновала стражу противника, в мгновение ока перелетела через лесной массив, отделивший лагерь врага от стана моего брата. Вот, наконец, и наши дозорные и наши костры.

Хорошо, когда ты растешь в одном дворе с ребятами, которые становятся впоследствии лучниками твоей армии - они тебя так хорошо знают, что для опознания свой-чужой пароль не нужен. Да, но это только в том случае, когда твое лицо не перемазано темным соком ореха. Правда, лучники оказались ребятами сообразительными и совиные перья на моем теле недолго держали их в заблуждении. Они быстро разобрались, кто перед ними и отвели меня в палатку к брату.

Мы молча обнялись.

-Рада, что ты жив. Я знала, что в тебе не ошиблась.

-Да уж, пришлось поломать голову, над тем, как бы не сложить ее, эту буйну головушку.

-Ну, рассказывай, как тебе удалось сохранить довольно много своих людей и весьма потрепать неприятеля - я успела во время разведки понять, что его силы значительно убавились.

И брат рассказал, что Яроль Биргер, сосед мой, враг мой, был уверен в победе, а потому не спешил наступать. Он решил поиграть с заведомо обреченным противником. Ему хотелось спокойно, без суеты и спешки, применить все известные ему тактические и стратегические приемы ведения боя. Он был так увлечен идеей разделаться с моей армией особо изощренным способом, что забыл об очень важном факторе победы - темпе. Он его потерял! Яроль Биргер, жестокий, опытный вояка, потерял темп боя!

Мой брат успел закрепиться, развернуться и сплавить на ладьях, ожидавших своего часа возле поста, пешую рать по одному из рукавов реки, а конную рать посуху вдоль другого рукава. Враг не ожидал его удара, он думал, что наша армия будет тихо сидеть в глухой обороне. Соседу не помогло численное превосходство, ибо мой брат не уступил инициативу.

О, как это важно - обладать дерзостью молодости, юной отвагой!

Бой продолжался весь день до темноты. Под покровом ночи наши войска погрузились на ладьи и отошли, забрав своих убитых и раненых.

-Ну, братишка! Ну, орел! Ты же Яролю Биргеру нанес колоссальный урон! Ты понял, что произошло? А? Когда бой закончился его воины стали закапывать в землю убитых, и их было так много, что дух войска нашего противника был окончательно подорван! Как же ты решился на эту операцию?

-Видение мне было накануне битвы.

-Что тебе было!?

-Ну, видел я тут кое что. Стоял это я на берегу, на закат смотрел. Да что там говорить - к смерти готовился. Вот, думал, последний раз солнышко провожаю. И тут в закатных лучах блеснули алые плащи на плечах двух воинов, плывущих в ладье прямо ко мне. Один из воинов был на коне и, когда ладья причалила, всадник сошел с нее и поскакал вдоль реки на север, а второй воин оттолкнулся от берега и поплыл на юг. Потом, когда эти воины были еще в поле моего зрения, они пропали также внезапно, как и появились. Я стал спрашивать ординарца, видел ли он ладью и воинов в алых плащах, но оказалось, что никто кроме меня никого не видел.

Вот этот-то знак и подсказал мне, как следовать далее. Потому-то я и решился разделить свое войско на конное и пешее и отправить их по разным рукавам реки, как то показало мне видение. Признай, что риск был очень велик, - мы могли и не придти к месту сражения одновременно. Тогда Биргер поодиночке нас просто перерезал бы как котят.

Брат заложил руки за спину, потянулся и продолжил рассказ:

-Но я внезапно понял, что не смог бы сдерживать планомерное наступление Биргера, если бы позволил ему это наступление осуществить. Он бы меня зажал в излучине и за три часа стер в порошок. Рассчитывать можно было лишь на свою сообразительность, нахальство и мужество нашего воинства, которое все же одолело силу врага. Хотя мы и были в малой дружине.

Брат помолчал, потом как-то неловко повернулся и смущенно похвастал:

-Знаешь, а я ведь Биргера копьем в лицо ранил... шрам до конце дней его останется на память о нашей битве.*

-Ну, что ж, я, стало быть, отмщена - сосед меня копьем под сердце, а ты его копьем в лицо. Хорошее клеймо.

Я растянулась на тюфяке, хотелось немного отдохнуть перед новым броском к моему войску в Гремящем распадке.

-Как хорошо, братик, что ты меня дождался. Если суждено нам умереть, то лучше бы рядом.

-Не-е-е-е! Теперь жить будем! Ты же здесь, значит справимся. Я думаю, что теперь я смогу ударить во фронт, а ты ударишь в тыл.

-Слишком это все очевидно, а потому потери будут очень большие. Мне жаль людей. Давай мы кое-что изменим.

Глава 8. Прорыв

Закрыла глаза, прислушиваясь к гудению сжатой пружины где-то на уровне грудины. Усилием воли заставляю эту пружину ослабить давление, чтобы дать сердцу отдохнуть, а не мчаться сломя голову в пасть неведомому.

-Ночь в середине, скоро начнет светать. Нам надо торопиться - еще столько несделанного, но мне надо отдохнуть. Я полежу минут десять на твоем тюфяке, а ты завари мне травяного питья, того, помнишь, что восстанавливает силы, - "палочная смесь номер тридцать шесть". Заодно поболтаем - хочу тебе кое-что напомнить и объяснить. Не зови ординарца, завари чай сам, нам чужие уши не нужны.

Вздохнула, видя неуклюжие движения брата, заваривающего чай. Одернула себя за то, что чуть не бросилась вырывать у него из рук котелок с кипятком и заварку, чтобы все сделать самой. Терпи. Все это пустяки. Закрой глаза, не смотри, просто расскажи все, что ему необходимо знать.

-Ты знаешь, братец, почему?

-Что "почему"?

-Здесь несколько "почему". Во-первых, почему конники твои прошли посуху, не встретив вражеского дозора, то есть, почему северную часть местности враг не охранял и был за нее спокоен?

-Это легкий вопрос, я на него сразу отвечу, не раздумывая! Да ты и сама знаешь ответ, могла бы не спрашивать. И я, и ты, и все в округе помнят, как совсем недавно здесь бродила "черная смерть". После нее осталась память в этом кургане, - брат показал место на карте, - где захоронили в братской могиле, умерших от чумы. Сюда свозили трупы и мы, и твой отец, и наш сосед, и еще невесть кто! Так что любителей погулять в этих местах немного.

-Умница. Конечно, в этом все дело. Я уверена, что если бы не знак, который тебе оставило видение, то о котором ты мне рассказывал, помнишь, - один из воинов на коне отправился посуху на север, - ты никогда не послал бы всадников этим маршрутом. В нас крепко-накрепко сидит запрет ходить к кургану.

-Я и не собирался поначалу к нему идти. Но когда стало ясно, что отсюда нам не выбраться, то воин из видения легко добился того, что запрет пал. Все равно мне умирать надо было в аккурат сейчас, так уж лучше умереть удальцом.

-Очень важно, что ты не перепутал и послал именно конников на север мимо кургана, а не пеших.

-Почему же это так важно?

-Вот мы дошли и до следующего "почему". Мой отец много, долго и настойчиво изучал все, что связано с чумой. И вот, что он обнаружил.

Его, в свое время, заинтересовала картина одного художника, на которой изображена жанровая сцена времен чумы: блестящая кавалькада знати в сопровождении псарей, егерей и конюших весело и беспечно скачет на охоту мимо лежащих на земле крестьян, умирающих и умерших от черной смерти.**

-Я всегда этому удивлялся - богатые живут припеваючи, и болезнь их не берет, а бедный человек страдает от всего.

-Нет, здесь дело не в богатстве и бедности. Помнишь, у моего соседа, теперешнего врага, был лекарь? Так вот, этот лекарь обратил внимание на то, что первым симптомом болезни была невероятная печаль, отчаянная тоска и душевная боль. И поэтому он решил лечить людей веселой музыкой, которая согреет сердце заболевшего и он выздоровеет. По совету лекаря был издан указ о том, чтобы от дома к дому ходил оркестр и играл для заболевших беззаботные танцевальные мелодии, бравурные марши и радостные песни. Нетрудно догадаться о последствиях такого лечения - умерли все: и жители домов, и музыканты, и певцы, и танцоры, и сам лекарь.

Взяла чай, отхлебнула, едва касаясь губами краешка кружки, маленький глоточек. И сразу горьковатый вкус напомнил мне детство, когда отец отпаивал меня этим напитком от очередной простуды: уют родного дома, теплые шершавые отеческие руки и взгляд, полный сострадания и надежды.

Прости меня, родной, я оказалась не той, кто был тебе нужен. Слеза собиралась навернуться на глаза. Нашла время! Прочь слезы. Довольно. "Палочная смесь номер тридцать шесть" сделала свое важное дело - напомнила мне родной очаг, вернула силы, позволив мгновенно перенестись в детство, в мир защищенности и надежности, в объятия отеческих стен. Теперь можно драться дальше. Чтобы всегда обладать этими стенами, этим тылом, этим домом.

-Но вот что странно - могильщик не умер, а ведь он ездил от дома к дому на телеге, запряженной парой тощих кляч, забирал трупы умерших и свозил их к братской могиле. Не умер ни один могильщик. Почему?

-Ну и рожа! Я на тебя смотреть не могу без содрогания. Может ты хоть умоешься, а то на демоницу похожа.

-Не-е-е-е! Вода смоет с меня то, что еще должно сыграть этой ночью. Ничего, потерпишь. Не отвлекайся, как ты думаешь, почему не умирали могильщики?

-Наверно, водку пили, потому и не сдохли, как собаки. Золотари тоже выжили, а ведь все знают, что никто не лакает больше гробокопателей и золотарей.

-Ответ неправильный! Все, кто имел дело, в той или иной степени, с лошадьми - выжили! Лишний раз похвастаюсь умом своего отца - это он обнаружил такую закономерность! И тогда, помнишь, мы хоть и маленькими были, но ты должен это помнить, отец особым указом обязал каждой семье, а лучше каждому человеку, иметь лошадь. И, что очень важно, обязательно ухаживать за ней, чтобы каждый касался лошади ежедневно. Отец тогда еще много лошадей закупил и раздал всем, кто не мог приобрести их сам. И это дало результат - наше королевство с тех пор "черная смерть" обходит стороной.

-Я об этом как-то раньше не задумывался - приказ и приказ. Мало ли дурацких законов издают богатые, знатные самодуры при власти. А тут оказывается есть глубокий смысл.

-Господи, какие же вы, простолюдины, нелюбопытные и тупые, если даже такие, как ты, лучшие из лучших, не задаете никаких вопросов ни себе, ни людям, ни Богу. Как только человек перестает задавать вопросы он останавливается в развитии, он перестает быть человеком! Топтаться на месте, жрать, пить, трахаться, размножаться - для этого не надо иметь разума, это и любая бессмысленная скотина умеет делать.

-Хорош обзываться! Вот сейчас накостыляю тебе по шеям, чтобы язык свой не распускала!

-Только попробуй! Одно мое слово - и твоя рука отсохнет.

На самом деле я не знаю ни одного такого слова, чтобы оно имело хоть какой-либо подобный эффект, но смерды сами поддерживают суеверия относительно меня и моего отца, что, мол, мы с ним колдуны-чародеи. Пусть боятся, это иногда полезно, - если нельзя действенно бороться с невежеством, можно попытаться из него извлечь хоть какую-то пользу.

-Ладно, ладно, - не будем ссориться. Так какой вопрос я должен задать? Почему чума боится лошадей?

-Это не чума боится, а блохи, живущие на крысах, не любят лошадей. Чумную цепочку крыса - блоха - человек обрывает лошадь, которая и становится между блохой и человеком, защищая его от болезни чем-то своими, пока неуловимым.

-Теперь понятен ответ на следующее "почему". Мы не умерли от чумы, хотя блохи благополучно живут на крысах, обитающих возле чумного кургана, из-за того, что были всадниками.

-Здесь же ответ и на следующее "почему". Почему враг не стал тебя атаковать? Он решил сохранить войска, ожидая, что вы все умрете от болезни, раз уж побывали возле кургана.

-А если учесть, что противник думает, что здесь, в излучине реки, практически в западне, находишься ты, а не только я, то... все у меня в голове окончательно запуталось.

-Уже не думает - я послала ему вызов, кроме того, к нему в лапы попала моя разведка, я думаю он пытал разведчиков. Под повешенным эльфом даже успела вырасти мандрагора.

-И что же ты собираешься делать?

-Выводить вас отсюда. Вы здесь храбро держались, даже вылазку удачную сделали, но задача ваша завершена. Я решила вас не только вывести, но и кое-что изменить - твои всадники из тяжелых рейтаров станут легкой кавалерией и образуют засадный полк.

Я вскочила с тюфяка, слегка размяла мышцы, выглянула из палатки. Звезд не было видно.

-Хватит болтать, пора быстренько-быстренько отсюда убираться. Ты уже знаешь все, что необходимо, а если чего-то не успею сказать - сам сообразишь, что и как делать. Значит так: все доспехи снимай и с людей, и с животных. На лошадях оставляй только войлочные седла и легкую упряжь; всех солдат, - и лучников, и пехоту, - сажай на лошадей за спину конников; копыта обернуть тряпицами, ветошью. Всех веди на север к чумному кургану, и далее к крепости Гремящий распадок. И чтобы все тихо-тихо, вкрадчиво и шепотом, но быстро. Вы должны проскользнуть мимо врага серой тенью.

Мне даешь сейчас пять лучников, я кажется, видела в дозоре у тебя стояли наши ребята, те, с которыми мы с тобой в свое время яблоки тырили в отцовском саду. Вот именно их пришлешь ко мне, да с ними пяток ребят с алебардами, да человек пять мечников.

-Что ты собираешься делать?

-Постреляю немного в сторону противника, пока вы не выберетесь отсюда, пошумлю, песни попою. Отвлеку внимание от вас.

-Как же ты выберешься отсюда? Тебя же убьют!

-Бог не выдаст - свинья не съест. Противник сюда не сунется, он думает, что здесь чума. А я еще и поплачу, порыдаю, повою по-бабьи немного над мнимыми покойниками для пущей убедительности. Главное, чтобы он не увидел, что вы уходите. Да, оставь мне восемь лошадей - мы сядем на них по двое.

-Ты надеешься, что все вы, оставшиеся здесь, будете живы?

-Не надо загадывать. Хотелось бы какой-нибудь помощи от природы: бури, грозы, грома, грохота, воя ветра, чтобы под шумок улизнуть. Но если ничего такого не случится, то мы и так справимся - мы ведь ребята лихие, удалые!

После этих моих слов вспышка молнии заставила нас вздрогнуть, а гром тугим ударом пригнул к земле. Вот это да! Прямо по заказу!

-И что мне стоило раньше попросить грозы! - думала я в необоримой человеческой наглости, ежась под плотной стеной неожиданного ливня. Потом налетел ветер и стал больно хлестать нас косыми плетями воды.

Алебардщиков и мечников, присланных мне братом, отправила в речную гавань топить ладьи - не отдавать же добро врагу. Им надо будет только оторвать специально устроенные для этого доски, чтобы притопить суденышки быстро и без особых для них повреждений. Потом, после войны, когда все уляжется, я займусь этими ладьями.

Нет, лучше я займусь кораблями. Море станет мне вторым домом. Оно, море, уже захватило меня, заставило себя полюбить, похоже - скоро заставит служить себе. Я постигну науку кораблестроения и морехождения, я захвачу острова врага, я сделаю их своей собственностью. Я буду жить на самом крохотном островке из всего архипелага, чтобы утром меня будил твой голос, море! Чтобы твой простор ничем не загораживался: ни домом, ни холмом, ни рощей. Я хочу видеть вечность твоих вод, куда бы ни повела взгляд. М-м-д-а-а-а... хватит мечтать, пора действовать - ночь не бесконечна.

Мы с лучниками отправились к югу. Быстро разожгли десятка полтора костров, хотя дождь и ветер мешали нам это сделать. Но у брата нашлась заначенная канистра с минеральным маслом для изготовления огненных бомб. Этим маслом мы и полили дровишки. Пока огонь насыщался салатом из хвороста, заправленного нефтью, мы забрались на деревья и густо осыпали стрелами лагерь противника. Вскоре к кострам подошли алебардщики и мечники - ладьи они затопили. Вот и отлично. Пора всем сматываться.

Мы уже начали садиться парами на лошадей, когда из кустов вышла медведица с двумя медвежатами. Кто-то взвел лук, кто-то выхватил меч. Я остановила солдат.

Странная сцена и смешная: стою это я, здоровенная деваха, с пустыми, без оружия, растопыренными руками, пялюсь на животное, а за моей спиной сбилось полтора десятка мужиков. И смех, и грех! Рожу при этом пытаюсь делать зверскую. Ливень измочалил мой экзотический камуфляж из совиных перьев, размазал всю краску на теле, частями смыв ее - ну просто мокрая, перепачканная курица, изображающая из себя грозную воительницу! Умора! Бывает со мной такое - в самый критический момент вижу все, что со мной происходит со стороны, успеваю понять, что это смешно ли, трагично ли, и даже умудряюсь рассмеяться или заплакать. Вот и сейчас, оценив всю нелепость ситуации зашлась в хохоте. А ведь собиралась плакать.

Так и стояли несколько тягучих мгновений друг против друга два мира, разделенных пламенем костра, мир людей и животных, две самки - одна человеческая, другая звериная, одна без потомства, другая с детьми, за спиной у женщины - отряд ощетинившихся металлом мужчин, а за спиной медведицы никого, кроме двух беспомощных несмышленышей. Наконец справилась с приступом смеха:

-Иди, милая, иди. Уходи отсюда, уводи медвежат. Я не позволю своим головорезам тебя обидеть. Иди, иди скорее.

Медведица медлила. Не знаю, что уж ей так приглянулось, но уходить она не собиралась и никакого страха не выказывала.

-О том, чтобы полакомиться кониной - даже не думай. Лошадь ты не получишь - самим не хватает. Уходи, не мешай мне добиваться своего, не заставляй меня причинять тебе вред.

Медведица взревела. Мне показалось, что она хочет встать на задние лапы. Я знала, что если она это сделает, то мне придется ее убить. Но я ошиблась - медведица повернулась ко мне боком. Я знаю язык тела животных - когда медведь поворачивается к тебе боком и не смотрит на тебя, ты можешь подойти к нему близко, и он тебя не тронет. Усмехнулась про себя - с медведем никогда не знаешь, чего ждать, а уж с медведицей и подавно.

Но я все же подошла к ней, недаром же за мной отряд мужиков. Думаю, что и медведица правильно оценивает расстановку сил. Ее страх не меньше, чем мой, да еще медвежата рядом, - не будет она ими рисковать. В нос ударил резкий запах хищника, коснулась жесткого меха - зверь стоит, не двигается. Подошла совсем близко, прижалась к ней всем телом, она не двинулась. И вдруг я поняла - ухватившись за мокрую шерсть подтянулась и села верхом на медведицу.

-Ребята, у меня новое ездовое животное! - похлопала медведицу по спине, - вперед, милая, впереди у нас тяжелый бой.

Краем глаза вижу, как медвежата отступили, скатились под кроны милосердного леса. Если нам повезет, то я верну вам вашу грозную мать невредимой.

Мы нагнали отряд брата уже у Гремящего распадка. Рассвет встречали вместе уже в крепости. С первыми лучами солнца дождь кончился. Вот и славно - надобность в нем исчезла.

Глава 9. Баталия

Для сегодняшней битвы не стала обряжаться в латные доспехи, хоть и прихватила с собой свои любимые, червленые с серебром. Это мои цвета - серое на алом. Латы останутся в обозе, там же останется золоченая шлем-маска, в виде оскаленной морды демона. Помню, когда отец подарил мне эту вещь на шестнадцатилетние, я любила вечерней порой пугать ею прислугу замка. Оскаленная пасть демона должна была отгонять злых духов от папенькиной дочки, но от нее шарахались даже лошади и куры. Забавная двусмысленность...

Люблю все блестящее, сверкающее, высокое и высокопарное. Но это для праздников, для парадов. В бою блеск не нужен. В бою все должно быть подчинена одной цели - победе.

Не то, чтобы я придавала большое значение одежде, но именно она, ее покрой, линии, сочетание колеров, дополнения, акценты, выражает меня в той или иной ситуации. Это тот знак, который я подаю окружающим - одних этот знак отвращает, другие признают его своим.

Сегодня я обряжаюсь в цвета непреклонности: красное с зеленым. Почему-то сочетание этих цветов поддерживает мою решимость победить. Изменяю своему серому - скромность не нужна в бою.

Ярко-зеленая батистовая блуза, сверху кожаный, крашенный киноварью жилет; короткая, но широкая кожаная юбка того же багрового цвета. Тонкие кожаные сапоги-чулки, доходящие до середины бедер, натянула влажными, - минут через пятнадцать они подсохли, плотно охватив ноги. Ничто не сковывает движений, все сидит ловко, мне удобно будет пускать стрелы.

Но главным в сегодняшнем действе будет моя дирижерская палочка - ивовый прутик. Это универсальное оружие и инструмент управления. В марте я гостила у королевы эльфов по ее приглашению. Она позволила воспользоваться целебными источниками. В благодарность за восстановленное здоровье я подарила ей пять добрых борзых собак. Королева знала, что я потеряла любимое оружие, и перед тем, как мне уехать из ее владений, она принесла мне гибкий ивовый прутик, сказав, что этот прутик заменит мне любимую некогда сабельку.

Ивовый прутик соединен с моим центром желаний невидимыми нитями. Эти нити заставляют прутик, как смычок, касающийся струн, извлекать из вещей и событий, из мечтаний и действий, из статичных деревьев и подвижных мотыльков, мощную волну, сшибающую все препятствия на пути к моей цели.

Расчехляю свой штандарт. Я несильна в геральдике, просто рассказала художнику, что хотела бы видеть на своем гербе. И он изобразил щит, разделенный на четыре поля. В верхнем левом углу на голубом поле дерево, на дереве сидит кот. В нижнем правом углу щита на зеленом поле свора собак терзает лисицу. Оставшиеся углы, серый и алый, заняты целым арсеналом оружия. По ленте вьется надпись на мертвом языке.

Брат, как всегда, когда видит развернутым штандарт, спрашивает, что означает мой девиз. Я, как всегда, отвечаю, что все вместе означает, что у лисицы сотни уловок, но она все же попалась, а у кота лишь одна уловка - забраться на дерево, и псы его не достали.

-Это анекдот. А девиз?

-Вот бестолочь! Девиз: "Выше всех!"

И, как всегда, брат насмешливо хмыкает.

-Ты не хмыкай, дружок, а лучше ответь, всех ли предупредил, чтобы не бежали от врага, когда всадники попрут, а образовывали "ежики"? Отступление только по звуку трубы.

-Да объяснил я всем, что конница сечет только бегущих! Не переживай - все всё знают.

-Всё знают, только на горшок не просятся. Как бой начнется, так все знания в задницу, одни инстинкты остаются.

-Не ворчи. Пора.

-Пора.

А вот и мой оркестр-войско. Сначала формируем струнную группу - это лучники-скрипки, первые и вторые, и пехота-альты. Постепенно в звучание битвы вплетутся духовые - пегасы-флейты, эльфы-гобои и грифоны-фаготы, а затем и единороги-валторны. Значительно позже, вступят мечники-трубы и рейтары-литавры. Тромбоны-гномы торжествуют ближе к финалу, коду поддержит туба - толстый черный дракон. Когда оркестр облегченно замолкнет на сцену неожиданно выскочит джокер и поведет соло на маракасах. Я знаю, что джокер будет непременно. Я смирилась с тем, что он бывает всегда и уже даже саму себя не спрашиваю, кто будет играть его роль. На то он и джокер, чтобы не лезть на глаза раньше назначенного времени.

Сандро на правый фланг, брата на левый, я в центре.

Уже виден посланный для завлечения врага в ловушку отряд кентавров, несущий на своих плечах ... Ох, кого-то несет нелегкая?!. Да это же!... Однако, солоно мне сегодня придется!

Прямо на меня летели пять драконов, два золотых, три зеленых, блистая чешуей. Они горячили себя и рвались в бой, но, как всегда, накинулись не на самого опасного противника, а на самого вкусного. Самыми вкусными оказались троглодиты, беспомощные слепыши, жесткие снаружи, но такие нежно-сладкие внутри, под крепким панцирем. Приказам драконы не подчиняются принципиально, уверенные в том, что никто лучше их не знает, что делать в бою.
Если так дальше пойдет, то противник, уже в который раз, потеряет темп боя.

За троглодитов заступились гномы. Они отважно со всех сторон накинулись на драконов, рубили их топорами и швыряли ножи в белое пятно уязвимости.

Я отвернулась - за этот участок поля сражения я могу быть спокойна - гномы уже добились первого успеха - один дракон был убит, два других тяжело ранены, а остальные снялись и, с зажатыми в пастях кучками троглодитов, полетели на ближайший холм завтракать. Уверена, гномы не отступят, пока не уничтожат всех обидчиков своих копателей шахт.

А вот и еще движется подкрепление драконам - семьдесят омерзительных красавиц-ведьм. Дала знак крылатым змеям к наступлению на нового противника. Ведьмы попытались пустить в ход чары обаяния, но на крылатых змеев подобные дешевые трюки не действуют. Змеи наносят удар и половина ведьм без единого вскрика или стона падает замертво. С остальными разделались пара выверн.

На спине медведицы стою на слегка согнутых ногах. Взмах ивовым прутиком и труба поет о битве.

Это были последние события, которые слушались меня. Но вот то, что последовало затем, казалось, вышло из-под моего контроля и покатилось снежным комом, обрастая все новыми и новыми неожиданностями. Все, как в обычной, обыденной жизни - хочешь добиться чего-то определенного, строишь планы, обдумываешь каждый шаг, пытаешься предугадать действия оппонента, но в какой-то неуловимый момент все рушится. Твои действия приводят к противоположному результату. Ты чего-то добиваешься, но не того, чего хотелось; чему-то учишься, но совсем не тому, что тебя на самом деле интересовало. В итоге ты не знаешь, а хорошо ли то, что ты получил и плохо ли то, что ты не добился той цели, которую ставил вначале всего предприятия.

Вырытая для того, чтобы вражеская конница переломала ноги, траншея остановила небольшой отряд минотавров. Их подвели тяжелые рога на голове, которые нарушали равновесие всего тела, если минотавры наклоняли голову, чтобы посмотреть под ноги. Вот уж действительно уроды, не приспособленные для нормального сражения: прямоходящие, с копытами, с рогами! По-моему, это тупиковая ветвь развития, уверена, земля таких будет носить недолго. Во всяком случае этот отряд уже конченный.

Эльфы забросали противника стрелами, им довольно метко ответили вражеские ящеры, положив нетерпеливых эльфов в большом количестве. Расправиться с оставшимися разведчиками намеревались собакоголовые гноллы-пехотинцы, они бежали, повизгивая от восторга, предвкушая легкую добычу. Видно было, что они разминают лапы с очевидным удовольствием. Преследуемые по пятам разведчики подбежали к группе деревьев, скрывавших значительные силы. Я подала знак и грифоны накинулись на ящеров-лучников и собак-пехотинцев. Через несколько мгновений от вражеского отряда осталось несколько чешуек и клочков шерсти, колчаны стрел и луки на траве.

Медведица была послушна моему самому легкому движению, она буквально предугадывала мои приказы. Отпустила ее, спрыгнув на землю. Теперь только соло. Пора призывать силы к порядку.

Я стояла на одной ноге, другую, правую, отвела согнутой назад и ухватила рукой за ступню, прогнулась. Левая рука над головой свободно касается небес. Взглядом держусь за безвестную былинку на земле, чтобы равновесие не покинуло мое тело. Вот теперь можно обращаться к первоосновам мирозданья, когда дыхание медленное, поверхностное, когда лепестки легких открываются и закрываются, тело становится послушным движениям и взглядам, мыслям и звукам.

Правая нога сегодня отвечает огню, а рука ветру ночи. Левая нога, основа конструкции, попирает и питает землю небесной влагой, забираемой левой рукой сверху, и она же посылает ввысь силу и незыблемость горных кряжей.

Стихии начинают свое бессмысленное, хаотичное движение, взбалтывая и встряхивая моё чрево в разрушительной какофонии.

Но вот в общий разнобой вступает чело. Мозг головы и позвоночника начинает одухотворять и вливать жизнь эфира в доселе бессмысленную взаимосвязь.

И вот уже, обряженная в невидимые доспехи работы неподражаемого мастера, я танцую на поле брани танец смерти.

Одной рукой я закручиваю воздух и им раздуваю жар невидимой небесной кузницы, скрывающейся у правой ноги. Рука щедро орошает всеблагой влагой распухшее, раздувшееся материнское лоно земли. Земля снабжает стерильную воду своими щедротами. Огонь кузницы согревает ледяной воздух.

После нескольких циклов обмена меняю ноги и руки местами и стихиями. Теперь правая рука поддерживает хрустальный свод, а правая нога попирает ядро основы. Левые рука и нога целуют пальцы друг другу и вздымают вихри снежных вершин.

Мои войска начала сражение, нанеся удар несокрушимой конницей рейтаров по левому флангу. Рейтарами командовал мой самый старый и опытный военачальник Сандро.

По моему телу заструилось платье водяной пыли, по подолу которого пляшут языки багрового пламени. В одной руке у меня жгут смерча, в другой ивовый прутик, гибкий, зеленый с крохотными нежными листочками.

Какое счастье - быть, а не казаться! Быть могущественной, устрашающей, а не казаться ребенком, слабенькой девчушкой с наивными глазенками. Как все вокруг любят жалобный голосок: "Ах, дяденька, пожалейте, не обижайте, девочек нельзя обижать, не хорошо обижать слабых"...
Наконец-то я стала самой собой.

Позвоночник пронзила острая боль снизу вверх, он пульсировал. Тонкая, пылающая игла вошла в него и так в нем и осталась до конца битвы. При каждом вдохе она увеличивалась в объеме: вдох - и это уже раскаленный до красна прут, вдох - и это уже синий огненный столб, вдох - и это уже огромная пылающая белого пламени труба, вместившая в себя не только мое тело, но и коснувшаяся своими вибрирующими стенками всех, кто находился от меня на расстоянии не менее десятка метров.

Враг ответил атакой на правом фланге и сумел заметно потеснить войска Сандро и моего брата. Однако окончательно сломить их оборону рыцари смерти не смогли. Это произошло потому, что они наткнулись на ожесточенный ответ трех полков алебардщиков. Низкий вам поклон, мои земляки, вы знали, за что сражались и почему надо было выстоять!

Еще один вдох, поворот, пируэт и стенки гигантской трубы раздвигаются все дальше и дальше. Вот уже в нее попало все поле сражения. Внутри трубы жар и тишина.

Я ввела в бой свежие резервы, засадный полк из легкой конницы и сумела достичь победы - войска врага были окружены и разгромлены. Сам вражеский полководец, сосед и невежа, так опрометчиво отказавшийся от моего ультиматума, погиб в этом кровопролитном сражении.* Он пытался подлететь ко мне на одном из моих грифонов, когда-то давно захваченном им в плен. Потом грифон признался, что враг пообещал ему схарчить моего коня, но подо мной коня не оказалось: сначала я ехала на медведице, а потом просто плясала на земле. Грифон сбросил своего мучителя, морившего его голодом, и просто сожрал.

А вот и джокер: краем глаза замечаю в рядах своих войск необычное движение, вопли и предсмертные крики. Кентавры бросают дротики в спины моим лучникам, а гномы подрезают сухожилия рейтарским лошадям, подлезая им под брюхо. Славные союзнички!
Хорошо, что их предательство уже не может сказаться на исходе битвы. Перебрасываю к месту резни отряд грифонов и они, налетая сверху и ловко маневрируя обезвреживают отступников.

Позже на допросе лейтенант гномов стоял в вызывающей, горделивой позе. Борода его была всклокочена, в ней застряли хвоя и веточки.

-За что?

-Ты не любишь золота! - он кричал, он обличал, - ты ходишь по золоту, оно лежит у тебя просто во дворе, под отрытым небом, кучи его валяются в саду, золотые монеты разбросаны по аллеям и тропинкам парка! Это преступление! Золото любит тишину и укромные места, глубину подземелий и потаенный сумрак сундуков и сейфов!

-Да, я презираю золото.

Знать бы раньше, что ради чести золота, даже не ради обладания им, не из-за алчности, а ради самого принципа - золото любит тишину и мрак - живое существо может пойти на низкое предательство!

Казнить.

Вот теперь еще одна проблема - казнить предателей публично или тихо удавить в подземелье крепости. Нет. Не сегодня. Я подумаю над этим потом, когда время погасит остроту гнева.

Сегодня спать. Танец окончен. Праздновать победу буду завтра. Спать, спать, спать...

---

Клаус Манн и Густаф Грюндгенс - театр нужен при всех режимах

Когда боги смеются

Майя Туровская

Снос мемориала императора Вильгельма I. Фотография Р. Кесслера. Берлин, 1950

Когда после прихода нацистов Бертольт Брехт оказался эмигрантом в Америке, он был поражен неактуальностью «проблемы Tui». Ведь вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» — был в Европе сущностным содержанием самой культуры. Позже, правда, представ перед знаменитой Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, Брехт немедленно отбудет в освобожденную Европу.



Зато в «безумные двадцатые» в Веймарской республике, где цвели все сто цветов, сердца продвинутых художников были всегда слева. Не только у пролетариата (немецкий пролетариат имел свою культуру), но и у богемы.



Разумеется, левыми и, разумеется, богемой была четверка молодых людей — Эрика и Клаус Манны (дети Томаса Манна), Памела Ведекинд (дочь автора знаменитого «Пробуждения весны») и актер Густаф Грюндгенс, пока еще не очень знаменитый. Вчетвером они играли пьесу Anja und Esther, написанную Клаусом (ставил Густаф), — также, как и «Ревю на четверых». Эрика была самой авторитетной; Клаус — самым юным и уязвимым: над ним довлела слава отца, который недавнo получил Нобелевскую премию; Грюндгенс — самым артистичным. Он происходил из буржуазной, но не патрицианской семьи, был хорош собой, очевидно и незаурядно талантлив, но громкое имя ему предстояло сделать самому. В своем имени Густав он изменил одну букву: Густаф (Брехт, кстати, тоже из Бертольда стал Бертольтом). Возможно, это былочто-то вроде псевдонима. Густавов много, а Густаф один.



Как нередко случается в молодых кoмпаниях, Эрика и Густаф поженились, Клаус обручился с Памелой. На самом деле все было не так просто в этом сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье. На самом деле этот menage a quatre был насквозь бисексуален, к тому же — с инцестуальной нотой. Девушки тяготели друг к другу, оба мoлодых человека вскоре мутируют в гомосексуализм. Кто кого и как ни любил, кого бы Клаус ни ревновал больше — сестру к Густафу или Густафа к сестре, — горючее подспудных страстей для его будущей книги накапливалось неведомо для него в эти еще беспечные годы мечтаний о «революционном театре». Революционном не в том смысле, в каком понимал его пролетарский актер и певец Эрнст Буш, — хотя и с ним Грюндгенсу доведется «зажигать» в 1929-м на подмостках политического кабаре, популярного в веймарские времена.

К. и Э. Манны. Фотография Л. Якоби. 1928–1932

Брак Грюндгенса с Эрикой продержался лишь три года — в 1929-м они разошлись. Памела же юному Клаусу предпочла старого Штайнхофа — популярного автора, в пьесах которого Грюндгенс стяжал первые лавры. Все это и многое другое было пока жизнью, а не литературой или кино, где Г. Г. (будем называть его так) ждали первые громкие успехи.




В 1931 году, в evergreen шлягере Фрица Ланга «М» (или «Город ищет убийцу»), он с азартом и брио сыграл инфернального главаря преступного дна (уже тогда в черной коже и в темных очках), vis-a-vis Петера Лорре, серийного убийцы, за которым и охотится банда. Герой Лорре — убийца и одновременно жертва обуревающего его временами позыва к насилию — стал одной из самых необычных вех на пути от Калигари до Гитлера. Совсем скоро от этого перекрестка судьба разведет двух звезд в разные стороны.



Но перед этим, в самый канун трагических для Германии событий — уже на столичной сцене и еще под эгидой прославленного Макса Рейнхардта, — Г. Г. создаст роль своей жизни, Мефисто в «Фаусте» Гете. Не столь монументального и плотоядного мужицкого «весельчака», как Эмиль Яннингс в памятном фильме Мурнау, а скорее, плута «среди духов отрицанья». Недаром в будущей книге Клаус Манн назовет игру Грюндгенса «танцевальноловкой, хитро-грациозной, гнусно-обольстительной». С самого начала актер найдет для своего Мефисто белую маску адского Пьеро с восклицательными знаками бровей и петушьим пером за ухом. Все будет меняться: власть, дух времени, жизнь вокруг, театр; будет меняться и сам Г. Г., но маска останется все той же. Мы увидим его четверть века спустя, в Москве, таким же, но и другим — даже черту не даются даром уроки быстротекущей жизни…



Роль Мефисто была вступлением темы судьбы, ударом меди в оркестре. И просто актерской удачей.



Конец «пролога в театре». Занавес.

Группа американских бомбардировщиков B-17 над Швайнфуртом. 1943

Кажется странным, что роман Клауса Манна «Мефисто», написанный в эмиграции, в самую темную пору становления нацистской диктатуры, был заказным. Что тема метаморфозы художника, его сделки с дьяволом и даже прототип главного действующего лица были предложены автору голландским издательством Querido. Это ведь было его кровное; может быть, слишком кровное. Но однажды дав пробудиться воспоминаниям, Клаус Манн был подхвачен торнадо чувств: гнева, ненависти, любви (Hassliebe — скажет он сам). Слишком личное — высокомерное и обидчивое — вкралось в роман попреком протагонисту, которого Манн уличает в отсутствии патрицианского Kinderstube (его преимуществами автор в избытке наделил своих с сестрой alter ego, Барбару и Себастьяна). Это недостойно эстета. Манн-отец, сдержанно похвалив сына, усомнился в пристойности слишком портретного письма. Но нельзя сомневаться в изумлении, ужасе, отчаянии, которые вызвало у Клауса Манна превращение бывшего нонконформиста — да просто артиста! — в один из столпов отвратительной диктатуры, в «обезьяну власти». Манн держал в уме Фуртвенглера и Рихарда Штрауса — фигуры в европейском масштабе более значительные. Но выбрал бывшего деверя не потому, что тот был хуже других — тот был даже лучше — а потому, что знал его и театр с лица и с изнанки.



Нам есть что вспомнить, читая историю карьеры Хендрика Хефгена (его мы будем называть Х. Х.) в Третьем рейхе. Торговля творческими душами — за тиражи, за роли, за дачи и машины, за право посещать «загнивающий Запад», за привилегию стать «обезьяной власти» — не нашла, правда, своего Клауса Манна; но при всех различиях, особенностях и оговорках, мы можем смотреться в его роман, как в зеркало.



Хендрик Хефген у Клауса Манна — талант без характера или, иначе, оппортунист с талантом. Или радикальная и циничная воля к продвижению, бес тщеславия. Ведь живой, натуральный Грюндгенс не только играл. Он красовался в лучах благосклонности натурального Геринга, получал звания и должности, покупал виллы, жуировал. Хотя по сравнению с «обезьянами власти» сталинского розлива у него было больше степеней свободы. На худой конец он мог выбрать эмиграцию.

Японский самолет, подбитый зенитчиками американского авианосца «Хорнет». 1945

Среди своих коллег Г. Г., впрочем, исключением не был. Петер Лорре, правда, уехал и даже стал баловнем Голливуда, снимаясь в ролях подозрительных европейцев. Но он был еврей. Уехал и скитался по Европе партнер по вольным шуткам Эрнст Буш. Но он был красный и гнушался стать «бифштекснаци». Остался предшественник Г. Г. на должности Мефисто Эмиль Яннингс. Он-то успел не только вкусить соблазны Голливуда, но даже заслужить «Оскар» еще во времена Великого немого. Но выбрала свободу и не вернулась партнерша Яннингса по «Голубому ангелу» — восходящая звезда Марлен Дитрих. (Правда, фон Штернберг экспортировал ее в Голливуд еще «до».)



Большинство — почти весь корпус актерского цеха от Калигари — Вернера Краусса до насквозь красного Генриха Георге, которого нацизм сделает воплощением «народности», — осталось. Актеры — более прочих пленники своего тела и языка. Нет, Густаф Грюндгенс, он же Хендрик Хефген с ненавязчивым «д» в имени Хенрик, не был хуже — он был ближе и дороже. «История одной карьеры» стала пульсирующей Hassliebe тиражом в 1200 экземпляров (издательство Querido, 1936); памфлетом и романом с оставленным на самом видном месте ключом.



По окончании большой войны, двенадцать лет спустя, великий отец Клауса напишет великий роман о сделке художника с дьяволом и назовет его именем другого героя той же великой немецкой легенды — «Доктор Фаустус». Тем временем судьба «Мефисто» сама станет трагиабсурдным сюжетом истории.

К. Манн. конец 1920-х гг.

Ключ был на виду, и современники легко расшифровывали «псевдонимы» молодых Маннов и других действующих лиц. Экстравагантная Николетта — Памела Ведекинд (правда, в жизни она предпочтет юному Манну почти старика и не бросит своегo полубезумного драматурга Штернхайма — Теофиля Мардера). Прославленный Макс Рейнхардт — Профессор. Цезарь фон Мук из романа — менестрель и миссионернационал-социализма Ганс Йост, из пьесы которого о Хорсте Весселе пошла гулять фраза: «Когда я слышу слово „культура“, то хватаюсь за пистолет». И прочее, и прочее, и прочее — не говоря уже о покровителе Х. Х., карикатуре на Геринга, и его супруге, Лотте Линденталь (средней актрисе Эмме Зоннеман), которая как раз и представилапремьер-министру Хефгена, положив начало его карьерному спурту.



Со сменой столетия и тысячелетия эта плотная ткань соответствий прохудилась. Зато сквозь ее прорехи видны сполохи слепых прозрений автора.



Предосудительный житейский гомосексуальный фон автор заместило в романе садо-мазо, к тому же с негритянкой. (Заметим в скобках, что милитаризованные диктаторские режимы всегда ставили гомоэротизм вне закона. А в демократической Америке могущественный шеф ФБР Эдгар Гувер преследовал его тем яростнее, что сам был тайным педерастом.) Теперь, когда секс-меньшинства признаны де-юре, садо-мазо тоже вошло в прейскурант секс-услуг. А тогда ориентация реального Г. Г. чуть не стоила ему свободы (происки Геббельса), и недописанный роман повис в воздухе. Ведь согласно роману, титул Прусского государственного советника, дарованный премьер-министром (дарованное Герингом звание «государственного артиста») вывел X. X. из-под угрозы пасть жертвой соперничества двух нацистских бонз.



В романе Х. Х. женится на бывшей подруге Барбары Николетте, и она берет садо-мазо на себя. В жизни, как уже было сказано, бывшая невеста Клауса Манна не оставила своего старого мужа; но в том же 1936 году, когда роман увидел свет, Грюндгенс действительно вступил в многолетний брак с великолепной актрисой и великолепной женщиной, Марианной Хоппе, принимавшей его ориентацию. Такие лишь отчасти фиктивные браки, где есть все, кроме секса, бывают не только «оборонительными», но и счастливыми. Кстати, вторым мужем Эрики Манн тоже станет гомосексуальный английский поэт Уистен Оден, столь высоко ценимый Бродским.

На ежегодном Фестивале искусства. Во втором ряду, справа — Г. Грюндгенс. Гамбург, 1925

Более провиденциальными, чем страсти по сексу, оказались сплетения судеб аполитичного Хендрика Хефгена и двух его сценических партнеров — политических антагонистов. В канун роковых выборов «упоительная мысль властвует над Гансом Микласом и Отто Ульрихсом». Отто Ульрихс — коммунист без страха и упрека, светлый, хотя и не во всем правый разум. Ганс Миклас — пылкий юнец, прибившийся к национал-социализму в тщетных поисках справедливости; гремучая смесь одиночества, ненависти, идеализма и веры в фюрера (почему-то этот юноша напомнил мне героя романа Фейхтвангера «Успех»). Оба ждут победы своего «правого дела», в то время как пустая и тщеславная душа Х. Х. ждет только новой роли.



Но какой роли! Эрудиту и эстету Клаусу Манну не вспомнились в этом месте слова Гамлета о том, что актеры — «обзор и краткая летопись века». Случается, однако, что через них говорит темный оракул истории. В описании Мефисто-Хефгена есть нечто большее, чем восхищение актерской удачей. Манн пишет о несчастливости хефгеновского (грюндгенского) сатаны, о перепадах от «жуткой меланхолии» и «ледяной печали» к «сомнительной веселости»1. О его горестном знании людей, их «злых тайн»; о боли за них и о взгляде отчаяния из-под маски феерического грима. Дух отрицанья, дух сомненья в этом описании больше и значительнее личности лицедея Хефгена. Недаром Томас Манн в свадебной речи сравнил артиста со светляком, незаметным днем и сверкающим вечером, на сцене. Мефисто знал…

Александерплатц. Берлин, 1945

Впрочем, оракул истории говорил и через автора романа, и тоже неведомо для него.



В романе Х. Х. с помощью хозяина Берлина вызволяет из лагеря Отто Ульрихса. Правда, когда Х. Х. пытается во второй раз выручить неугомонного подпольщика, могущественный патрон ставит своего любимчика на место. Ульрихс гибнет в застенке, и таинственный свидетель обещает Хефгену возмездие (напомним, на дворе середина30-х). В 1943 году политэмигрант Эрнст Буш, постранствовав по Европе и СССР и отвоевав в Испании, будет интернирован и этапирован на родину, прямо в лапы нацистов. И тут роман станет былью. Бывший левый кабаретист, ныне интендант Государственного театра, нацистский вельможа Густаф Грюндгенс выцарапает Буша почти из петли; Буш дождется прихода советских войск в тюрьме Бранденбург и доберется до своей старой берлинской квартиры, на дверях которой еще значится его имя.



Состоится и другая, еще более странная встреча, предсказанная в романе. Обольщенный призраком национал-социализма и обретший «образ врага» в лице левого Хефгена, который к тому же выгнал его из театра, Ганс Миклас оказался одним из самых живых и страстных персонажей книги. Читатели спрашивали о прототипе; даже мать автора, Катя Манн, задавалась вопросом, кого он ей напоминает…



Долгожданный приход к власти национал-социалистов не принес Микласу удовлетворения, хотя и вернул его в театр. Очутившись на сцене в небольшой роли Ученика, он снова оказался в компании того же Хефгена в той же роли Мефисто, обласканного не только публикой, но и одним из первых лиц его, Микласа, партии.



Автопортретной зарисовкой автора принято считать эпизодический персонаж Себастьяна, загадочного спутника Барбары, — Клаус Манн позволил себе это скромное камео. Себастьяну он отдал свою патрицианскую гордость и обидчивость. Но если приглядеться, смятенное «Я» Манна отразилось (хотя, может быть, и помимо его воли) в «злом мальчике» национал-социализма — гордом и честном, хрупком, но несгибаемом идеалисте и мстителе, бунтаре и жертве. Однажды усомнившись, Миклас безоглядно покинет стан победителей, чтобы ими же быть убитым. Клаусу Манну не надо было искать для Ганса Микласа прототип — достаточно было вывернуть наизнанку себя самого. Этот несчастный, уязвимый характер — болевая точка романа, его потайной ключ.



Через десять лет после выхода романа, в 1946 году, когда Третий рейх лежал в развалинах, Клаус Манн снова сидел в зале Берлинского театра и снова на сцене был Хефген-Грюндгенс, и снова зал встречал его овацией —  кошмар Ганса Микласа повторялся наяву.



Побывав в ежовых советских рукавицах, Густаф Грюндгенс сравнительно быстро прошел процедуру денацификации. Он был нацистским вельможей, но не был ни военным преступником, ни даже одиозной фигурой нацистской пропаганды. Большинство подведомственных ему актеров отзывалось о нем хорошо, но решающим было ходатайство Эрнста Буша. Оправдывались слова Х. Х. из романа: театр нужен при всех режимах.



Грюндгенс вернул себе коронную роль Мефисто, а роман под тем же названием не находил себе издателя на родном языке. Еще через два года, в мае 1948-го — на фоне разрыва с издателем — Клаус Манн добровольно ушел из жизни. Его суицидальные наклонности были известны, и, возможно, свежий номер журнала Spiegel с обложкой и cover story, посвященными Густафу Грюндгенсу, не имел к самоубийству никакого отношения.



В конце книги Манна указано, что она изображает «типы, а не портреты». Но даже драматическая смерть автора мало что изменила в судьбе «Мефисто». Понятно, что издание романа с таким героем было в те годы затруднительно (хотя есть весьма любопытное упоминание о том, будто у Г. Г. была идея самому экранизировать сюжет). Эрика Манн — Барбара в романе — тщетно стучалась в двери всех западных издательств. К их стыду, решимость (хоть и с проволочками до 1956 года) проявило лишь гэдээровское издательство Aufbau-Verlag. И что уж вовсе парадоксально, в Западную Германию «Мефисто» просочился в качестве «тамиздата».

Руины Дрездена. Вид с городской ратуши. 1945

Через пятнадцать лет после смерти Клауса не стало и его заклятого друга-врага, который, бесспорно, успел прожить плодотворную жизнь в искусстве. Но злоключения книги на этом не закончились, даже наоборот. Наследник Г. Г., Петер Горски, мог, уже не стесняясь и не таясь, обращаться в суд. «Дуэль мертвецов» — так окрестил это противостояние блестящий критик Марсель Райх-Раницкий (можно уточнить: «дуэль самоубийц», потому что в 1963-м Густаф Грюндгенс вдали от дома, в Маниле, тоже, по всей видимости, покончил с собой). В 1971 году решением Первой коллегии Федерального Конституционного суда роман был убит еще раз и, казалось, наповал. По итогам тяжбы Прав личности и Свободы творчества на него было наложено бессрочное вето.



Здесь надо сделать небольшое отступление. В романе продавший душу наказан внутренним — не внешним — фиаско в заветной для любого актера роли Гамлета. Гамлетовский комплекс романа маркирует принадлежность автора-модерниста к великой гуманистической традиции XIX века. (На разломе времен нам в свой черед доведется пережить тот же болезненный разрыв с образом меланхолического принца, героя бездействия, и открыть его новые воплощения, которые Клаусу Манну показались бы кощунством.)



Меж тем за кулисами тоталитарных режимов обнаружилась бездна вседозволенности, а человеческая жизнь так обесценилась, что любого гуманизма оказалось мало. Пришлось создавать Всеобщую декларацию прав человека. Она была принята 10 декабря 1948 года на сессии ООН в Париже (СССР, впрочем, воздержался). Напомню: Клаус Манн ушел из жизни в мае. Его добровольная смерть могла бы стать пограничным знаком между эпохой традицион ного гуманизма и эпохой прав челове- ка. Это вовсе не одно и то же. За протекшие шестьдесят с лишним лет «защита прав» также обнаружила свои pro и contra, нередко защищая насильников или террористов от жертв, — но это a propos.



Во всяком случае, решение высокого суда, который отдал предпочтение «правам» перед творчеством, время подвергло коррозии. Опуская хитрые и занимательные перипетиилитературно-юридической драмы, перескажу только happy end. В обстановке строжайшей секретности подготовив всю операцию, издательство Rowohlt Taschehbuch в январе 1981 года доставило первый тираж книги (двадцать пять тысяч!) в магазины — не только без обычной рекламы, но и без предупреждения. В последующие месяцы было продано почти полмиллиона экземпляров, и опальный роман надолго возглавил списки бестселлеров (нет рекламы лучше запрета — это мы знаем не по наслышке).



Экземпляр 2008 года, который я держу в руках, — пятнадцатое издание. Из послесловия Михаэля Тетеберга я и заимствовала всю удивительную историю этой дуэли, в которой оба победителя не получили ничего и получили всё.

Бомбардировщики B-17 над Восточной Европой. 1944

В том же 1981 году вышел на экраны фильм Иштвана Сабо «Мефисто» с Клаусом Марией Брандауэром в роли Хендрика Хефгена. Мы увидели его почти без опоздания. Для меня это было не просто великолепное кино (две премии на Каннском фестивале и «Оскар» за лучший иностранный фильм), но и один из самых содержательных ответов на вопрос, с которого мы с Юрой Ханютиным когда-то



Фильм Сабо больше отвечал нашему запросу, чем роман, как раз потому, что он не был ни памфлетом, ни картиной с ключом, ни садо-мазо. История Ганса Микласа тоже больше не была автобиографической — она стала одной из второстепенных сюжетных линий. Эмоциональный центр целиком сместился к Хефгену-Брандауэру, который потерял оттенок как монструозности, так и плебейства, но воплотил переливчатость и обаяние манновского лицедея. Ведь и в романе Х. Х. еще испытывает сомнения, чувство вины, угрызения совести, ныне почти всегда проходящие по ведомству «прошлого века». Персонаж Брандауэра отдается одиозному режиму менее надрывно, чем манновский, с обертонами легкомыслия и гедонизма, но оказывается незащищенным перед его брутальностью.



Роман, как было сказано, кончается угрозой возмездия в будущем. Но режиссер полагает, что возмездие настигло героя еще до падения режима. В фильме могущественный патрон Х. Х. не похож ни на манновскую карикатуру, ни на исторического Геринга. Он не ужасает — более или менее обычный, даже добродушный бонза (я думаю, памятный Мюллер Броневого чем-то ему обязан). Но в финале, когда Хефген уже почти достиг своего Олимпа, премьер-министр показывает чуть заигравшемуся лицедею, где настоящий театр Рейха и кто настоящий режиссер. На пустом стадионе острые лучи прожекторов бьют в Хефгена, он отступает перед ними — не убитый, но униженный и почти уничтоженный. Время смещает акценты. Думаю, этот финал был автобиографическим высказыванием венгерского режиссера, слишком хорошо знавшего пожатие каменной десницы авторитарного (даже не тоталитарного) режима.



Заключительная фраза Хефгена: «Я ведь всего-навсего актер!» тоже обогатилась новыми смыслами.



Со временем, когда страсти вокруг «Мефисто» улеглись, стало очевидно, что реальный Густаф Грюндгенс не ходил по трупам. Он не только с удовольствием пользовался положением, предоставленным ему режимом, но и использовал его для спасения и защиты подданных театрального цеха (в том числе евреев и красных). Притом куда чаще и не столь цинично, как полагал автор романа. Его актерское тщеславие питало его же театральный идеализм — потребность оградить достоинствво искусства и актера, создать оазис высокой культуры и классики в недрах режима.



Здесь я позволю себе автобиографическую реплику в сторону.



В начале 90-х, когда мы делали выставку «Москва — Берлин», я выбрала для статьи в каталоге второстепенную тему, которой, казалось мне, напрасно пренебрегли историки культуры: чем был театр не только в системе власти, но и в реальной жизни общества, для живых людей. Думаю, что название той статьи имеет прямое отношение к сюжету «Мефисто»: «Классика в театре. Фасад империи и „эстетическое убежище“». Оба режима знали, что классика украшает, но «на классиков нельзя положиться»; а нам повезло увидеть закат Золотого века театра, его фантастические высоты. Театр помогал нам держать планку, сохранять чувство собственного достоинства и выражать протест — пусть молчаливый, но решительный. Так и у Клауса Манна: в Гамбурге раздались «демонстративные, почти бунтарские аплодисменты» свободолюбивому монологу маркиза Позы; в Мюнхене «Разбойники» прозвучали как актуальная революционная драма. Немцы тоже не были поголовно нацистами, многим «эстетическое убежище» было очень кстати. И актер — скорее, чем кто-либо другой, — мог его предоставить. Не говоря уж о «летописи века»…

Г. Грюндгенс в роли Мефистофеля. 1958

В 1959 году в помещении Детского театра, что на Театральной, нам посчастливилось увидеть знаменитого Густафа Грюндгенса в его коронной роли. Он был уже немолод и прежней танцевальной грации, запечатленной Манном, убыло. Не только возраст, но и опыт жизни отяжелил образ плута и весельчака обертонами язвительной, почти мрачной иронии. С самой песенки о блохе, которой он подыгрывает на дудке, выхваченной из воздуха, ясно, что людишки не вызывают в этом сыне преисподней ничего, кроме боли и желчной горечи: «Творенье не годится никуда!», как весьма вольно и смягченно перевел слова Мефисто Борис Пастернак.

Источник

@темы: Германия, кино, литература, театр

---

Стальной дредноут с багровой надписью

России

Вот иду я, заморский страус, в перьях строф, размеров и рифм.
Спрятать голову, глупый, стараюсь в оперенье звенящее врыв.

Я не твой, снеговая уродина. Глубже в перья, душа, уложись!
И иная окажется родина, вижу - выжжена южная жизнь.
Остров зноя. В пальмы овазился. "Эй, дорогу!" Выдумку мнут.
И опять до другого оазиса вью следы песками минут.

Иные жмутся - уйти б, не кусается ль? - Иные изогнуты в низкую лесть.
"Мама, а мама, несет ли он яйца?" - "Не знаю, душечка. Должен бы несть".
Ржут этажия. Улицы пялятся. Обдают водой холода.
Весь истыканный в дымы и в пальцы, переваливаю года

Что ж, бери меня хваткой мерзкой! Бритвой ветра перья обрей.
Пусть исчезну, чужой и заморский. Под неистовство всех декабрей.

Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят, - что ж,
По родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь.
© Маяковский В.В.

@темы: стихи

---

Глава 5. Страна Ворона (Главы повести Heroes-ы)

В одной из книг отшельника рассказывалось о военной тактике степняков-кочевников. В основе их успеха на поле брани лежит применение легкой конницы. Давно я об этом подумываю, но найти специалиста по легкой коннице в нашей стране не удалось. Для этого нужны и особенные кони, и особенная упряжь, и особенное вооружение.

Рейтары слишком тяжелы, их удар ничем не остановить, но если от него успеть уклониться или пропустить рейтаров, ничем их не задерживая, то не только собственных потерь можно избежать, но еще и, ударив в спину, этих маломаневренных чудовищ можно отделать под орех. Рейтары хороши для атаки в лоб, но если кому-то придет в голову использовать их в качестве засадного полка или резерва, то медленное движение этих тяжелых всадников только испортит дело - их просто не дождешься, когда нужно. Для удара с флага необходимо обзавестись легкой кавалерией. Да где ж ее взять.

Мои невеселые раздумья о несовершенстве и малочисленности своих подразделений прервали разведчики.

-Впереди, если следовать далее по этому проселку, не сворачивая, владения Ворона.

-Что еще за птица такая? А где же мой враг - сосед?

-Часть Страны Ворона вклинивается в земли вашего соседа небольшим языком. Мы можем обойти эту часть слева, но если продолжим путь прямо, то через пару часов опять окажемся на земле нашего соседа. А Ворон - родовое имя древних морских властителей.

Что-то интересное слыхивала я о Стране Ворона, но почему-то все, что связано с морем мне было знать строжайше запрещено. Ни в одном из справочников, ни на одной карте, ни в одной книге я никогда ничего не могла узнать о море, как будто моря не было вовсе, лишь легенды о нем приносили заезжие люди.

-А откуда ты это все узнал, от кого?

-Эльфы и нимфы есть везде. Но не только от эльфов - неподалеку проходит охота на вепря властителя Ворона. Нам удалось переговорить с его егерями.

-Это меняет дело. Моя спешка не позволяет принимать участие в светских приемах, но если сам Ворон где-то рядом, то...

Обернувшись к капитану скомандовала:

-Привал. Час на еду и отдых, а я тем временем к Ворону. Проводи меня, разведка.

Невыразительный плетень - пограничный знак, остался позади, а впереди мелькнул вдруг роскошный плюмаж на конской сбруе, за ним еще более роскошный на шляпе, и мне навстречу выехала живописная кавалькада придворных. На охоту это не походило. Скорее, великосветский раут на свежем воздухе. Разноцветные шелка, ослепительное сверкание драгоценностей, блеск шерсти холеных животных, лошадей и собак, - они затмили даже весеннее солнце. Веселый смех и разговоры кавалеров и дам...

Мои спутники и я, уставшие, обветренные, пропыленные в походе, остановились и смотрели на это появление богатой, беззаботной толпы, отчужденно.

Забылось, когда я последний раз носила платье, даже не помню, какие наряды у меня есть. А за модой не слежу уже очень давно - не до того. Хорошо, что я не могу остаться в стране морского властителя, мне и одеть-то нечего, выглядела бы замарашкой. Тяжело про себя вздохнула - после бранного дела, больше всего на свете люблю танцевать!

Танец превращает меня в нечто, чему нет слова в моем языке. Я могу в танце быть зеленой веткой и снегом, холодом и жаром, огнем и водой, жертвенным животным и сверкающим клинком. Против моего куража в танце никто не устоит, перетанцую и обольщу всех, кого захочу! Мне не нужен партнер. Мой танец всегда соло.
Самая чувственная и ответственная пляска - это пляска смерти на поле боя. Я плясала всегда во время сражения. Музыка битвы звучала у меня внутри и заставляла вычерчивать особый рисунок танца, вести округлую линию движения, придерживаясь заданного боем ритма, никогда не сбиваясь.

-Какой чудесный день, не правда ли, прелестница? Не хотите ли присоединиться к нашему скромному обществу? Мы вас приглашаем на нашу охоту. Хотя, какая уж тут охота! Так только - прогулка, приятное времяпрепровождение, причина на ласковом солнышке погреться. Молчите, дитя, не представляйтесь, не стоит грубой действительностью разрушать очаровательную тайну вашего появления! На ушко могу сказать, что я знаю вас, и все о вас, и ваших близких, а остальным знать это совершенно необязательно. -
Возле меня стоял высокий каурый конь, в седле которого возвышался старик в синих шелках. На голове его была синяя же муаровая чалма скрепленная изумрудом.

Лукаво улыбнувшись спросила:

-Откуда я вас знаю? Вы кажетесь таким родным и близким, будто нас связывают кровные узы, а между тем, я точно знаю, что вижу вас впервые.

-Ах, дитя, мы живем в таком тесном, уютном мире, что нет ничего удивительного в том, что мы все можем вдруг оказаться родственниками, если хорошенько покопаемся в собственных генеалогических ветвях или корнях. Когда-нибудь, когда ты задашь правильный вопрос, все тайны откроются.

Знаю, девочка, ты очень спешишь, поэтому и выехал тебе навстречу. Выехал с подарком. Мне стоило большого труда заманить тебя в наши Богом забытые места, поэтому не собираюсь отпускать тебя без обещания непременно навестить меня сразу после сражения с соседом. Мы будем ждать.

-Если останусь жива - приеду к вам в гости, хоть на пару часов. Мечтаю увидеть ваш замок, послушать музыку и потанцевать. Мой двор и двор моего отца никогда не отличался пышностью, мы не даем балов, и мне редко случается танцевать: моего отца занимает только наука, а я воин. Но потанцевать люблю!
Так вы пропустите меня через свои земли, или мне их объезжать стороной, по бездорожью?

-Путь для тебя всегда открыт, нежнейший цветок Севера! Благословенна будь, дитя. Да, а подарок! Надеюсь, ты примешь его от старика?

Не успев открыть рот, чтобы ответить, увидела скачущих ко мне белоснежных кентавров! Их было не меньше сотни, могучих красавцев, с пламенными очами!

-Твой сосед из-за своей алчности нажил себе врагов в лице кентавров. Он разрушил долину, где испокон века селились эти благородные существа, построив там шахты по добыче угля.

Кентавры чрезвычайно сильны, но здоровье их хрупкое, им нужны только чистые воздух и вода, при любом, самом незначительном, загрязнении они погибают. Особенно страдают их малыши, они практически все умерли, уцелели единицы. Кентавров мужчин начали отстреливать войска твоего соседа, охраняющие шахты, чтобы коренные жители не предъявляли претензий на свою собственную землю. Бедняги настрадались, пока не получили пристанище в моих владениях.

Сейчас у них все нормально, но они постоянно подбивают меня выступить войной на нашего с тобой соседа, чтобы наказать его за все свои беды. Но я с ним пока воевать не намерен, у нас с соседом сепаратный мир. Твои претензии к соседу оказались как нельзя кстати - вполне приличный отряд самых могучих кентавров готов выступить с тобой в поход. Посмотри, какие бравые вояки, и вооружены арбалетами и дротиками. Ну, что? Принимаешь моих протеже?

Я склонилась в седле, дотянулась до Ворона и крепко поцеловала его в щеку. От него пахло жимолостью и чем-то еще неуловимо знакомым и волнующе свежим!

Развернула коня, подлетела к кентаврам, обнялась с их вождем, выкрикнула им всем приветствие и с криком "Хой-я-я!" увлекла их за собой к основному своему войску, уже сворачивающему привал.

На сердце у меня было легко и хотелось петь и плясать. Странно, все очень странно. Я получила благословение от чужого человека, Ворона, а отец даже не посмотрел мне вслед из своего окна. Но сейчас это меня почему-то нисколько не огорчало, а лишь вызывало недоумение. После встречи с Вороном я почему-то уже совершенно не сомневалась в успехе своего предприятия.

На следующем привале я соберу всех лейтенантов и мы вместе начнем вырабатывать новую тактику и стратегию. Потом я усну, и буду спать, как дитя, спокойным, беззаботным сном. Все, что я наработаю за этот день ночью, во сне, уляжется по своим местам. Проснувшись утром я обнаружу, что новый план сражения в моей голове уже полностью созрел, позже останется лишь уточнить детали.

Все так и получилось. Вот только сон, приснившийся мне этой ночью, был странным, тревожным. Обычно я хорошо помню сны, особенно в первые минуты пробуждения, но этот сон я забыла еще во сне. В памяти остались какие-то обрывки: галереи дворца, украшенные бронзой, золотом и живописью, часы на башне, театральная труппа карликов, мраморная лестница, чугунное литье, алый бархат плаща, парковая скульптура, финифть и скань драгоценностей.

Вот и Ворон тоже о правильно задаваемых вопросах. О каких вопросах? Кому их задавать? И что значит "правильный вопрос"? Может быть это вопрос, заключенный в правильную, грамотную формулировку? Или заданный в правильном месте? Или в нужное время? Потренируюсь на досуге в вопросах. Вопрос задать не штука. Получить ответ на него значительно сложнее.

---

Глава 4. Изгнание (Главы повести Heroes-ы)

Был у меня один разговор с отцом - это случилось тогда, когда, после резни у разрушенного моста и моего спасения, наступил тяжелый период выздоровления, настолько тяжелый, что я уже отчаялась восстановить свои силы и думала, что умираю снова. Но перед смертью мне хотелось узнать как можно больше о той, кто выносила меня под сердцем.

Постель провоняла кровью и гноем, мочой и рвотой. Купаться мне было нельзя из-за того, что раны все не закрывались и нагнаивались. Я была так слаба, что не могла вставать с кровати, в кровати и жила почти три осенних месяца: ела, пила, опорожнялась, рвала, плакала, стонала, отчаивалась, дрожала, пряталась и угасала. В ноябре прошлого года надежда выкарабкаться умерла. Может это осень заставила меня думать так же, как думает ее последний месяц? Я даже выучила неуклюжую песенку нашего печального менестреля, которую он сочинил возле моего истаявшего лица:

Ах, осень злит меня, осень пугает,
Она о смерти напоминает,
Просит жалким дождем
Смерть отодвинуть подальше,
Но все холодеет перед концом,
Трупом красотки угасшей.

Мне каждый день делали не только перевязки, но и меняли постельное белье. Тюфяки меняли раз в неделю, раны промывали марганцовкой и еще какой-то дрянью - кажется упаренной уриной, а может еще каким дерьмом, но все было напрасно - вонь стояла удушающая. Я устала бороться за то, чтобы жить. Жить в этой кровати, в этом смраде, в этой слабости и гное было неинтересно. Я решила уйти. Но перед уходом захотелось кое-что выяснить, поэтому позвала отца. Он пришел, склонился надо мной, но не смотря на кажущуюся близость, был так далек, так устрашающе далек, так...

-Ты что-то хотела, детка?

-Отец, я знаю, что моя мать жива. Пришло время поговорить об этом.

-О чем - "об этом"?

-Почему так получилось, что я никому никогда не сказала слова "мама"?

-Твоя мать умерла, когда тебя рожала, от потери крови. Такое с роженицами бывает. Тебе не повезло.

-Милый, родной, папа, я вот-вот уйду от тебя. Перед этим очень серьезным событием в моей жизни, я, думаю, что мой уход - это серьезное событие и в твоей жизни, пожалуйста, папочка, не ври. Расскажи мне все. Только все-все-все. И только правду.

Он отошел от кровати, подошел к секретеру, взял какую-то книгу, рассеяно полистал, швырнул на стол. Взял стул и подсел ко мне для долгой беседы.

-Что ты хочешь знать? Спрашивай.

-Где моя мать?

-Не знаю. - Он смотрел мне прямо в глаза, не мигая.

-Почему?

-Не знаю, потому что не могу узнать, где она.

-Как она пропала.

-Твоя мать, моя жена, была мной отправлена в изгнание. Ей было предоставлено имение, которое она не должна была покидать, но она исчезла.

-За что ты изгнал ее?

-Ни за что. Формально она ни в чем не провинилась ни передо мной, ни перед государством. Формально. - Отец опять встал, походил по комнате.

-Запомни, хорошо запомни, девочка: женщина не может иметь ребенка, воспитывать его, думать по-своему, жить, как нравится, если на это не соглашается мужчина. Я отказал твоей матери во всем этом, потому что ей я не нашел ей места рядом со мной. Пойми, детка, этот мир - мир мужчин.

-Неужели моей матери не нашлось места в этом мире? Мне же нашлось.

-Ты ешь с моей руки.

-Уже нет.

-Не говори так, детка. Поначалу нашлось место и ей. Но лишь поначалу. Вскоре стало ясно, что наш брак, брак по любви, разрушается. Должен признать, что наш союз был экзотическим - редко, когда династическое супружество основано на любви и взаимной симпатии.

Я никогда не думал, что так трудно примириться с тем, что кто-то, равный тебе по положению, может жить самостоятельной жизнью! Она, моя жена, ела то, что не ел я! Предпочитала сок и воду, тогда как я пил вино! Под своими ногами она любила чувствовать траву, а я ковер!

Она не хотела ходить по тем половицам, которые я ей указывал. Она смела иметь свое мнение и вечно совала его всем подряд. Раздражение накапливалось лавинообразно. Все обострилось с ее беременностью. А после твоего рождения стало невыносимым.

-Что же ты сделал с ней? Только не говори, что ты сделал так, чтобы она умерла. Я знаю, что она жива. Где она?

-Повторяю - я не знаю, где твоя мать. Я отослал ее. В том, что ты король, есть очень важные преимущества: я могу казнить, могу изгнать неугодного из страны, могу просто подарить деревеньку тому, кого хочу видеть подальше от двора и приказать ему жить в этой деревеньке безвыездно - это такое мягкое изгнание-ссылка.

Так я поступил с твоей матерью. Я лишь несколько ограничил ей свободу передвижения и установил надзор. Имение-тюрьма. Уютная, комфортабельная, но тюрьма. Я могу тебе сказать, как найти это имение, но только ее уже там нет. Твоя мать однажды исчезла, оставив все: платья, обувь, драгоценности, белье, даже булавки не взяла. Такое впечатление, что она ушла голой. И даже не ушла - никто не видел, чтобы она уходила или уезжала - такое впечатление, что она растворилась в воздухе, исчезла, испарилась!

-Не могу поверить, что она ушла без меня, что она меня бросила! - Я почти кричала, не смотря на слабость, так велико было мое отчаяние.

Отец помедли с ответом:
-Да, ты права - она тебя не бросала.

-Не поняла. Объясни.

-Не торопи. Мне и так непросто говорить об этом.

Я любил твою мать. Но разлюбил. Я не мог ей позволить находиться рядом с собой. Но и оставаться без женщины я тоже не намеревался. Выход я увидел в том, что моя жена родила девочку. Я отобрал у нее ребенка.

-И ты решил вырастить себе женщину по своему вкусу, если не сумел такую женщину найти? Знаю я эту твою навязчивую идею о гармонии, о единстве женского и мужского начала - знакомая песня, каждый день одно и тоже.

-Да, ты правильно поняла - я хотел гармонии. Соединить мужчину и женщину в единое целое ни любовь, ни секс не могут - я в этом убедился. Любовь рождает чувство единого духа и плоти, но чувство это кратковременно. Я же попытался, отобрав тебя у матери для себя, соединить мужское и женское начало на некой иной основе: близости по крови, воспитания, привычек, взглядов; формирования вкуса к живописи, музыке, литературе, науке, к магии и войне, к людям и животным. И многому, многому иному, всему, что окружает нашу жизнь.

Но по тому, что я выделил тебе отдельное владение с замком, ты, верно уже поняла, что и в этом я потерпел неудачу. Ты не стала моим дополнением, женским дополнением, ты превратилась в какого-то солдафона. Моя любовь к тебе безгранична. Но ты разбила мне сердце!

-А ты разбил мое. Провел алхимический опыт на мне, на моей маме - на тех, кого тебе не жалко.

-Твои упреки справедливы, я принимаю их. Конечно, я сделал свою жену матерью-сиротой. Я так измучил ее, что она, возможно, думает, что ее не любит даже ее собственный ребенок. Она чувствовала себя чужаком, той, которой нигде нет места. На мне лежит вина, что я сделал ее сломленной матерью и женой. Я на ней поставил крест.

Но вот чего никак не ожидал, так это того, что она сможет подняться на ноги и пойти искать то место, к которому она принадлежит.

-Давно она исчезла?

-Тебе исполнилось четыре года и три месяца. Почти семнадцать лет прошло. Она уже, скорее всего, старушка.

-Какая она была?

-Противная. Она вызывала неодолимое желание всегда и во всем ей противоречить, особенно тогда, когда была безусловно права. Хотелось схватить ее за плечи и долго трясти, а потом взять за нежную шейку и придушить.

Однажды я так и сделал - я держал ее за горло и все сильнее сжимал руки не нем. А потом вдруг поймал себя на том, что при виде ее багрового, раздувшегося от удушья лица, которое уже и на лицо мало походило, мой гнев и раздражение куда-то улетучились. Чуть отпустив хватку предложил: "Проси пощады - отпущу". Но твоя мать сомкнула губы в токую линию, а глаза ее при этом горели такой неистовой ненавистью, что я ... нет не испугался. Это было нечто другое.

Скажем, стало понятно, что еще мгновение и я сделаю непоправимое. А вот это я себе позволить не могу. Я всегда должен знать, что могу все изменить. Могу и не воспользоваться этой возможностью, но она должна быть. Свобода выбора - это непременное условие свободы короля. Только смерть непоправима - за ее водоразделом моя воля бессильна.

-Мне очень жаль, что ты оказался отцом-неудачником, всего лишь тенью, которая каждый вечер вешает себя в шкаф рядом с королевской мантией.

Я закрыла глаза, отпустив этим отца на все четыре стороны.
Вот, значит, как было дело. Дело, дело, дело - у меня теперь оно есть, новое и очень важное дело - найти тебя, мама. Бедная моя мамочка, как же ты мне нужна.

С приходом зимы, с первым выпавшим снегом, я пошла на поправку.

@темы: рассказ

---

Глава 3. Мертвый щенок (Главы повести єheroes-ы)

Моя первая стычка с соседом окончилась плачевно. Утершись после плевка враг ушел, ушел быстро, мягко и вкрадчиво ступая грубыми сапогами, по каменным плитам замкового двора. Как это ему удавалось совмещать грубую оболочку и внутреннюю грацию? У меня все наоборот - внешне я нежная, хоть и крепкая, женственная и кажусь бесхарактерной, одним словом, - блондинка. Но внутренней гибкости никакой, прямолинейна до тупости, в гневе пру прямо в лоб.

Так и тогда, в сентябре прошлого года, захлебываясь гневом и удалью, собрав всех солдат, какие были под рукой, - а их оказалось катастрофически мало - пообещав им три дня грабежа и пьянки в крепости противника, перешла мост через реку. Река была естественной границей моих владений, за мостом - земля соседа.

Я даже не послала разведку, надеясь на внезапность, но зато мост велела разрушить, как только мы его перешли, чтобы солдатам некуда было отступать. Мы после этого по вражеской территории шли где-то около часа - в лесистой лощине нас ожидала засада.

Копье вошло в грудь моего мерина с такой силой, что вышло наружу и зацепило меня в первые же минуты боя. Я не знаю куда, в какое место моего тела, попало копье, сразившее моего коня, потому как мой кожаный жилет был пробит одновременно несколькими стрелами, арбалетными болтами и дротиком. В доли секунды я была практически убита, при этом расшиблась, падая с коня, который уже на земле придавил мою ногу своей тушей.

Сосед был уверен, что я перестала быть его проблемой. Он вырезал весь мой отряд, и оставил наши тела на корм птицам и волкам, не удосужившись хоть землицей присыпать.

Непослушный, самовольно сбежавший из псарни, восьмимесячный смешной щенок, мой тайный воздыхатель, нашел меня, переплыв реку. Он облизал мое лицо, затем подобрал стек, лежавший неподалеку.

Этот стек подарил мне отец за удачно сваренное зелье - оно эффективно отделяло мышцы от костей. На кой ляд это надо, когда можно выварить в обычной воде с тем же результатом? Иногда мотивы, которыми руководствуются люди, совершенно непонятны. Когда это посторонние - это как-то естественно, но с родным человеком хотелось бы находить взаимопонимание всегда.

Хороший подарок - такого стека не было ни у кого в округе. Стек всегда висел на моем левом запястье, и не мешал мне пользоваться во время боя ни луком, ни саблей. Ах, какая у меня была ловкая сабелька! Маленькая, звонкая, легкая! Гарда украшена растительным орнаментом - листья и колючки терновника, серебро с эмалью. Где-то она теперь...

Щенок вернулся в замок со стеком в зубах. Так отец узнал, что со мной беда. Король сразу же сделал две вещи: послал отряд на поиски своей дочери и вызвал в мой замок своего друга - отшельника. Вот он-то и собрал меня заново.

Пока я почти половину зимы металась в бреду сосед спилил мою рощу.

Поначалу в открытую схватку с врагом я решила не вступать. Предполагалось провести рейд по тылам, что можно назвать и набегом: пограбить, уничтожить имущество, захватить пару деревень и крепостей, пусть у него возникнет проблема с оплатой войскам.

Жаль, что мой замок в опасной близости от вражеской земли.

Что-то во всем происходящем не так. Мой сосед всегда был нашим - моим и моего отца - союзником. Кто-то дергает за веревочки и приводит в действие механизм разрушения наших отношений. Вот только, кто?

Голубиная почта принесла ответ отшельника. Он пишет, что такие камни-обелиски, формирующие внутри воина новую силу (вот черт, он ведь так и пишет; "формирующие внутри воина новую силу" - это что же, во мне появилась какая-то новая сила? Странно, но я никаких ощутимых изменений не увидела, не услышала и не почувствовала - тряхнуло хорошенько, но это и все), появляются сами в нужном месте и в нужное время. Вот и пойми, кому нужное?

Любят некоторые тумана напускать. Кому-то нужно меня поссорить с соседом, кому-то нужно, чтобы я была убита, кому-то нужно, чтобы я обнаружила камень "новой силы". Плохо, что у меня нет ощущения, что я действую по собственной инициативе, в своих интересах. Такое впечатление, что некто просчитал мои возможные действия, выстроил комбинацию, расставил фигуры и начал игру. При этом фигурами являемся именно мы с соседом, а отнюдь не игроками. Нас двигают интригой, нас приносят в жертву, нами убирают неугодных. Но кто эти игроки?!

Вопросы, вопросы, вопросы...

Раскинув руки я лежала на влажной от вечерней росы траве и смотрела в темного бархата небо. Холодное, равнодушное мерцание звезд в бескрайней тьме ночи напомнило мой полет, когда я умерла.

Удивительные вещи происходят с твоим духом и душой, когда они не связаны с плотной оболочкой. Я все видела со стороны, я смотрела на себя со стороны и видела, что я смотрю со стороны... тьфу ты, совсем запуталась, что я, где и когда видела.

Предположим, что тело ничего не видело, а видела душа, что происходит с телом, а за душой наблюдал дух... но кто тогда наблюдал за духом и видел все, что с ним происходит? Мало того, было еще нечто, что видело это все и запомнило. Если тело умерло, то что тогда запомнило происходящее, если не специальное устройство в мозгу? Может быть есть нечто, что не только в мозгу помещается? Что же это?

Той ночью, мои раны выпустили столько крови, что тонким структурам не за что было зацепиться, и они отделились от уставшего тела.

Маленькой девочкой часто с удивлением думала, как можно видеть сны, ведь глаза, те органы, что должны видеть, во сне закрыты! Как закрытыми глазами можно что-то видеть? Оказалось, что не только во сне, но и умерев, можно видеть. И глаза для этого совершенно не нужны.

Я парила над своим телом и трупом коня совсем невысоко.

Щенка из псарни выманила я сама, вернее, не совсем я, а нечто напоминающее меня. И я же привела его к месту собственной гибели. Он единственный изо всей псарни доверился и побежал за мной. Остальные собаки подняли лай с особым завыванием, видимо так они сообщают миру, что видят привидение. Поджимая хвосты псы метались по помещению, пытаясь забиться в какой-нибудь укромный угол. Да, они меня видели, или чуяли, не знаю уж, какой орган чувств у них для этого есть, но мою эфирную субстанцию собаки определили и испугались. Особенно истерически заливались суки, но отважный малыш бросился в ночь за мной, не раздумывая.

Я видела, как он переплыл реку, направляясь к месту засады, как он облизал мое лицо, как он взял стек, и с этим стеком в зубах переплыл реку в обратном направлении, как бежал к замку. Потом щенку пришлось переплывать реку в третий раз за ночь, чтобы показать отряду моего отца, где он обнаружил мое тело. Бедный щенок погиб - утонул, когда переплывал реку в четвертый раз, спеша домой за любимой хозяйкой. Его тельце, остывшее, бездыханное, отправилось вниз по течению.

Может быть это русалки позавидовали, что у меня такой верный друг и захотели оставить его себе, но ничего у них не вышло. Над обсидиановыми водами реки показался мягкий, пушистый комочек, теплый и нежный - такой оказалась душа собачки. Этот комочек прилип к тому месту, которое можно назвать моими ногами, и мы вместе проследовали за отрядом в замок, а потом в башенку, где колдовал отшельник.

После того, как моя душа обрела прежнее место в привычном ей теле, я всегда ощущаю, что не одна, что рядом со мной существует некто или нечто, любящее меня без всякой надежды на ответную любовь и память. Ибо мы, люди, не умеем любить так, как собаки. Я ведь даже имени его не помню - это просто мой пес.

Самое интересное, что когда одна моя часть лежала трупом, другая общалась со щенком, и пыталась вернуть себе тело или вернуться в тело, еще одна моя часть наблюдала за всем происходящим откуда-то сверху. Эта часть охватывала взглядом огромные пространства не только владений моих и моего соседа, но и бескрайние просторы половины мира.

А еще одна часть меня видела не только то, что видели три другие части, но и всю нашу Землю, Луну, Солнце, другие планеты, что, то жмутся к светилу, то отлетают от него. А еще одна часть, та которая была уже последней для моего восприятия, летела каким-то полупрозрачным сгустком, обрывком тумана, некоей каплей далеко от Земли и Солнца где-то в межзвездной пыли, лишь едва напоминая голову человека, с едва обозначенными чертами лица. И это нечто плыло-летело такое равнодушно-спокойное и холодное, как и сами звезды.

Это путешествие мне не забыть никогда. Из него я вернулась другим человеком. Да, я умерла по-настоящему, и вновь родилась, но уже другой.

Мне уже мало отца, я хочу знать, где моя мать. Довольно кормить меня сказочками, что она умерла родами. После путешествия, из которого мало кто возвращается, я уже точно знаю, что моя мать жива.

Ночь подходит к концу. Вот и ясный звук трубы, возвестивший начало утренним хлопотам.

Снимаю с себя всю одежду, поднимаю на вытянутых руках ведро и опрокидываю на голову студеную воду, задержав дыхание и невольно пытавшийся вырваться стон.

Солдаты смотрят на мое тело, кто прямо, кто украдкой. Ни один взгляд не дает мне понять, что мое тело желанно. Ни груди, ни рыжий треугольник, ни тонкая талия над крутыми ягодицами не могут отвлечь взгляды от созерцания разнообразных шрамов, уродующих кожу и мышцы. Эти следы оружия на теле говорят солдатам лучше всяких слов, что перед ними не женщина, а воин.

Я благодарна врагам за эти отметины - они и мне не дают забыть о цели моего похода. Я попытаюсь из всего, самого кошмарного, что со мной сделал враг, извлечь как можно больше пользы для своего дела.

---

Глава 2. Предательство (Главы повести Heroes-ы)

Завтра какой-то религиозный праздник - это мне сообщил прибывший, наконец-то, с грифонами и мечниками, монах.

Сегодня же в моей палатке бесшумно появились трое эльфов-разведчиков. То, что они мне сообщили было крайне неутешительно. Буквально у меня под носом, на расстоянии трехчасового марша, была сожжена моя деревенька, а жители - кто убит, кто угнан в рабство. Моему соседу.

Он знал, он знал! Он знал, что я иду, и дразнил, желая вызвать меня на бой там, где ему было выгодно и когда было выгодно. Ну, нет, я не намерена играть по твоим нотам. Это будет моя песня.

Разведка не смогла подойти близко к противнику. Их остановил заградительный отряд эльфов. Это было соседствующее с моими эльфами племя, служившее моему соседу.

Крепко задумавшись, стараюсь вспомнить весь круг людей, знавших о моем плане набега и маршруте. Выходило, что этих людей всего трое: я, отец и отшельник. Да, круг узок, слишком узок, чтобы в нем найти предателя.

Взглянула на карту. Моему врагу есть лишь три пути: оставаться в крепости, отступить в тот лесной массив, где мне знакома каждая тропка, или бежать к морю. Этот последний вариант никогда мной всерьез не рассматривался. Я выросла в Предгорье и Межлесье: горы, холмы, леса и перелески - это моя стихия. Здесь я дома, меня любят, меня знают и звери, и птицы, и деревья, меня каждый кустик ночевать пустит.

Моря я не знаю совсем. Отец всегда говорил, что море мне ни к чему, что там нет ничего интересного, что море - это опасность неизведанного. О море я слышала разные истории от заезжих купцов, и эти истории действительно внушали опасения: кораблекрушения, пираты, абордажи, соленая вода (кто ее посолил, как суп?), шторма, какие-то непонятные острова (что это такое - острова? Ни в одной книге о них ничего нет), чуждые племена и обычаи.
Не нужно искать предателя. Я сама себя предала своей предсказуемостью. Да, все они - отец, сосед, отшельник - всегда знали, чего от меня ждать, они всегда могли предугадать, куда я предпочту пойти, в какое место ударить, и в какое время можно ждать этого удара.

Так было до этой зимы, до того, моего последнего, сражения, которое мне едва не стоило жизни. Раньше, до этого сражения-поражения, я бы никогда не вышла из родных лесов и холмов.

Сейчас, когда впереди сожженная деревня, в которой я не устроила постой только потому, что не хотела привлекать внимание к своему броску, все становится очень серьезным. Одно дело - имущество, а другое дело - люди, те люди, которые доверились мне, которые платят налог за свою безопасность.

В моей стране нет рабов и крепостных. В моих владениях запрещены даже клетки для птиц.

До слуха долетали сплетни, что сосед торгует людьми, но не верилось. Думала, что клевещут, завидуя его богатству, не задумываясь над тем, откуда у него это богатство. Видимо, правы были его недоброжелатели - он работорговец.

Гнев, невероятный гнев охватил меня удушливыми лапами. Убить, уничтожить, снести с лица земли того, кто смеет из людей делать имущество, скот. Ты не уйдешь от меня, работорговец. Надо только успокоиться, привести свои мысли и чувства к взвешенным решениям и поступкам. Дыши очень медленно, дыши, вдыхая через левую ноздрю, а выдыхая через правую. Теперь наоборот. Сделай несколько дыхательных циклов. Все. Теперь думай.

Так. Я предсказуема. Для того, кого легко просчитать, предатели не нужны. Достаточно того, что ты для врага - открытая книга, в которой он читает без труда. Так-так-так. Ну, что ж, пусть он продолжает читать ту страницу, которую я ему позволю увидеть.

В палатку ввалился мой молочный брат. Люблю я этого засранца! Он самый веселый, самый вихрастый, самый конопатый, самый лопоухий, самый отважный, самый близкий мне человек. Никому, кроме него не могла я поручить то, что задумала.

-Привет.

-Привет, конечно, но что это ты со мной таким убитым голосом здороваешься, сестричка? Случилось что?

-Случилось, братик. Мне придется просить тебя пойти на дело, которе... В общем, шансов уцелеть - ни-ка-ких.

-И ты, естественно, не будешь посвящать меня во все детали своего плана.

-Извини.

-Ну, мне хоть можно будет хорошо подраться перед смертью?

-Не только можно, сколько нужно! Вот, смотри, ты должен будешь...- Мы, склонившись над картой, перешли на едва слышный шепот.

Через час брат вышел из моей палатки, снабженный невероятно широкими полномочиями и планом дальнейших действий. Все, теперь я спокойна. Брат поступит так, как поступила бы я. Он пойдет по знакомой, наезженной дороге - ввяжется в тяжелый бой, будет изображать то, что все мои силы стянуты лишь в одно место. Пусть враг думает, что я нахожусь рядом с братом, но еще не оправилась от ран, а потому меня не видно на поле сражения.

Отряд брата обречен. Я приношу в жертву ферзя, чтобы отвлечь врага от проселочной дороги, по которой мой основной отряд выйдет к морю. Я отрежу неприятеля от гавани, от кораблей, на которых он мог бы бежать от моего гнева. Потом ударю в тыл. Если буду действовать очень быстро, то можно надеяться спасти брата. Для этого мне должна улыбнуться удача, воинская доблесть брата должна быть выше доблести нашего врага и еще много, много всяких непредвиденных случайностей и превратностей должно вмешаться в наши планы, чтобы все задуманное исполнилось, и я поставила бы мат.

@темы: рассказ

---

Осеннее

@темы: фото, собака

---

Об изображениях

Пытаюсь вставить фотку

---

Глава 1. Набег (Главы повести Heroes-ы)

Замок был пустынным и холодным. Стоило выйти из него, как свежий, ароматный воздух охватывал все твое существо и выветривал стоялую зимнюю затхлость. Где-то в воздухе сверкал звон, так, как может сверкать только звук тонкого хрустального кубка. Его было едва слышно, но он чудно лился, лаская и увлекая по едва заметной тропке. Тропка вела мимо кольца фей, мимо сундука, таинственно мерцавшего заклепками в кустах можжевельника, мимо холмика золотых монет, рассыпанных прямо в едва пробивающейся травке, к маленькой башенке, где живет молчаливый отшельник.

Но я не пойду в башню. Не сегодня. Я не хочу слушать назидания и увещевания отшельника, я хочу драться. Пришла пора излить накопившуюся злобу на того, кто ее вызвал. Мой путь лежит к чужим владениям, набег будет быстрым и жестоким. Я жажду причинить боль и я ее причиню.

Я прихватила с собой отряд лучников, два отряда алебардщиков и полсотни рейтаров. Следом за нами увязалась два десятка грифонов. Мы быстро пересекли долину и вышли к холмам. Отец решил мне вслед послать своего соглядатая - истощенного бесконечным постом монаха. Правда, он не нашел нужным дать в сопровождающие монаху ни одного солдата, а солдаты в моем набеге были предпочтительнее монаха. Притопал он сам-один, пешком, в черной запыленной рясе, подвязанной веревкой. Меня всегда настораживает излишний аскетизм, есть в этом что-то фальшивое. Мы ведь люди, а не небожители. Ладно, что делать, раз отец хочет, пусть этот святоша следит за мной. Ему в отряде работенку найду, у меня никто зря кашу на привале есть не будет. Но если он позволит сказать хоть слово поперек моему, то я его выпорю. А потом пусть жалуется хоть королю, хоть епископу, хоть своему Богу.

Сосед захватил мою рощу. Он спилил вековые дубы, которые помнили еще друидов. И теперь, весной, я не услышу твоих птиц, шороха твоих ветвей, не увижу лопающихся почек и клейких листочков, о, роща... бывшая роща... трава, некогда мягко устилавшая твою землю, более не пробьется сквозь слой опилок. Я не сумела уберечь, защитить тебя, роща. Мне теперь осталось лишь отомстить за тебя.

Пора, соседушка, ответить на несколько моих вопросов. За зиму я почти оправилась от ран, я почти вернула свою боевую форму. Затаилась, закрылась широкой спиной отца, зализала раны, а теперь я иду к тебе, и иду не с пустыми руками. Я больше не брошусь в битву с тобой очертя голову.

В башенке отшельником живет маленький великий человек. Он не только выходил меня, извлек наконечники стрел из моего тела и зашил раны. Он за зиму заново родил во мне воительницу. Дерзкая, пустая девчонка, забияка и шутница этой зимой умерла. Из ее останков отшельник слепил новое существо, сильное, молчаливое, коварное, хитрое. Правда в воинском деле это называется иначе: коварство - это тактика, хитрость - это стратегия.

Пока я лежала в жарком бреду, отшельник от моего имени распорядился построить баллисту и казарму. В казарме, разместили мечников, нанимаемых в соседнем городе. Мечникам все равно, кому и где служить, лишь бы платили, да был бы плац, где можно мечом помахать, да была бы крыша для ночлега. Деньги у отшельника были всегда. Его знанию алхимии позавидовали бы университетские ученые. Для него не составляло труда получать золото, которое у нас валялось просто под ногами.

С полдороги я послала монаха за подкреплением. Пусть прихватит еще мечников и грифонов. Погода была прекрасной - копыта коней уже не погружались глубоко в придорожную грязь, все подсохло и сияло свежестью. Бедная моя роща, ты не увидела этого ясного дня, не услышала этого звона. Горлица вспорхнула и мой оруженосец вздрогнул. Я усмехнулась:

-Терпи, парень, не пугайся по пустякам.

-Пр-и-и-в-а-а-л!

Пока солдаты готовили кулеш, я опять села за учебники и карты. Надо бы послать разведчиков. Может быть сосед за зиму тоже что-то изменил в своей крепости. Не только я меняюсь, можно этого ожидать и от него.

-Эй, Сандро, подойди. Собери разведку в дорогу. Смотри на карту: пусть осмотрят местность здесь, здесь и еще заглянут сюда. Я помню, что успела перед последней схваткой разрушить мост через эту речушку. Пусть разведка проверит, сосед восстановил мост или нет. Мы будем ждать здесь разведчиков два дня. За это время и монах должен будет привести подкрепление. Все. Свободен. Да не тяни. Люди поедят - и вперед.

Хорошо бы, чтобы отец подбросил мне еще лучников и мечников. Я прошлась по лагерю. Все было нормально, люди ели, пили, отдыхали, перебрасываясь солеными словечками.
Внезапно мое внимание привлек странный предмет, положивший на мои глаза ослепительный блик. Предмет блестевший на солнце располагался у подножия холма. Подойдя ближе я обнаружила хорошо отполированный плоский камень с меня ростом. На глянцевой поверхности был едва виден высеченный медальон с бегущими по его краю рунами.

Мощная волна прошла по мне, когда я коснулась камня. Сотрясение тела было столь сильным и внезапным, что меня отбросило от камня в строну и опрокинуло. Должна сказать, что я девушка крепкая и сбить с ног меня не так просто. Я поднялась на ноги, едва удерживая дрожь в коленях, руках, шее. Прислонилась к дереву, закрыла глаза.

Надо расслабиться, учись у животных. Помнишь, как идет кошка - кажется, что тело ее течет, что в нем нет ни мышц, ни костей. Но стоит достичь ее ушей ли, глаз ли, шерсти ли опасности, как она становится взведенной пружиной. А пока опасности нет тело кошки отдыхает. Отдохни и ты - опасности нет. Вокруг, по-прежнему, весенний день, клонящийся к вечеру. До слуха моего не доносится ни один настораживающий звук.

Что же это за камень? От отшельника я слыхала, что есть такие волшебные камни, прикосновение к которым вливает в тебя новые силы. Но никогда таких камней в нашей местности не встречала. Я этот холм и его подножие знаю с детства, здесь все мной исхожено, изъезжено, но этого камня я никогда не видела. Неужели кто-то его принес сюда недавно и установил с неясной для меня целью.

Я быстро направилась к лагерю. Ворвавшись в свою палатку я распахнула клетку с голубями и, быстро начеркав записку, приладила ее к голубиной лапке. Лети, птичка, домой, да, смотри, берегись ястреба.

Сосед, союзник херов! Он застрелил мою любимую гончую суку только за то, что я отказалась ему ее продать. Он ходил по моему замку и ему всего моего хотелось - это было видно по его алчно горевшим глазам и желвакам, жестко ходившим по впалым скулам от еле сдерживаемой жадности. "Ах, я подумал, что это волк, извините, ошибся" - цедил он, обнажая в наглой ухмылке клыки. Это ж с какого перепугу гончую можно спутать с волком, да еще на чужой псарне?! Ты, что же, голубь, думаешь, извинился и все, на этом событие может быть исчерпано? Давай, я тебе плюну в твою алчную харю, а потом мило улыбнусь и скажу: "Извини, родной, ошиблась, рожу твою спутала с козлиной, обозналась, бывает", - я посмотрю понравится ли это тебе. И тебе мой плевок действительно не понравился.

Я думаю, что мой отец меня потихоньку на тебя, соседушка, притравливает. Хочет, чтобы у меня тоже отросли клыки, и я на тебе их опробовала. Думает, я его хитростей не понимаю. Мол, соседушка, это не я тебя потрепал, это кровь горячит нашу молодежь, а помнишь и мы были молодые, глупые, и тоже горячие. Известная песня. А сам только и ждет, как сосед будет со мной обращаться, да что я сделаю в ответ. Пробу мою узнать хочет.

---

Всем привет

Почему я здесь.
По приглашению.
Некто пригласил и предложил повесить у вас здесь старый рассказик.
Вернее главу, сочиненную мной для внучки-подростка. Но теперь она выросла и маленькими сказками не интересуется.
Ей нужны сказки. которые рассказывают взрослые мужчины и развешивают их лапшой на ушах юных дурочек.
Следующий пост станет началом неоконченной сказки.